Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза

Но если отвагу русских воинов Бах-Зелевский мог бы, например, объяснить обещанными им Сталиным жестокими мерами, то нежелание идти на контакт с немцами, а тем более сдаваться им в плен было для него непостижимо. «Страх делает непонятным их ожесточенное сопротивление. Большевистское мировоззрение нельзя объяснить только пропагандистской работой. Коммунисты, вероятно, убеждены в своей мировой миссии»

(с. 135) (выделено нами. – Е.М., А.Р.). Более того, Бах-Зелевский забывает спросить себя, откуда же у «дикарей» взялось знание немецкой истории, языка и литературы: «Когда в ходе боев за крепость часть оборонительных сооружений и подземных ходов были похоронены огнем артиллерии и бомбами, наши солдаты кричали в казематы: „Поднимайтесь“. Однако русские смело отвечали по-немецки[300]

то, что в свое время сказал Гетц фон Берлихинген[301]»

(с. 136). Необъяснимость происходящего бросала автора дневника из одной крайности в другую. В этом отношении многое могли бы прояснить оригинальные дневниковые записи начала войны, которых мы не имеем. Но даже из имеющегося текста видно, что хотя Бах-Зелевский и не сомневался в победе Германии, но достаточно быстро начинал признавать наличие отдельных проблем. 7 декабря 1941 г. датирована запись: «Да, большевики все еще сопротивляются, хотя наша пропаганда обосновывает это вескими причинами. Эта война снова может стать 30-летней, но окончательная победа будет нашей» (с. 166).

Неприятным открытием для Бах-Зелевского стало настроение местных жителей, отмеченное им в начале 1943 г.: «Русское население ожидает возвращения Красной Армии и, следовательно, большевистской системы. Умелая вражеская пропаганда в этом смысле обрабатывает, в первую очередь, националистические соединения. Эта пропаганда имеет частичный успех, в меньшей степени относящийся к большевистским настроениям. Первые случаи разложения произошли не с охранными полицейскими батальонами, а с иностранными частями сухопутных войск» (с. 274). На страницах дневника время от времени появляются красноречивые записи, подтверждающие вышесказанное: «8 украинцев из моего украинского батальона в Долгом с вооружением перешли на сторону партизан»

(с. 204); «сегодня снова был черный день, так как русские из батальона Родионова… перешли к партизанам, взяв с собой 7 пулеметов… а все немцы убиты» (с. 255); «”Дружина”, взбунтовавшись, перебежала к бандам» (с. 300). Начав к 1943 г. осознавать, что проблемы эти не случайны, Бах-Зелевский пытался побудить высшее командование разобраться в сложившейся ситуации, отбросив некоторые привычные идеологические суждения.

* * *

Вопреки авторам военных мемуаров и дневников, которые, подобно посетителям туземной деревни на Всемирной промышленной выставке в Париже 1867 г., с неискоренимым любопытством рассматривали и описывали в ходе войны с СССР необычную природу, быт советских людей, их язык и проч. (Мягкова, 2019: 203–222), Бах-Зелевский почти не занимался этнографическими наблюдениями. Его задача была не познать и понять противника, а подчинить и (или) истребить его.