Наука и религия

Если это можно говорить о чудесах легенд и апокрифических евангелий [См. об этом в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“], то совершенно нельзя этого утверждать о чудесах Слова Божия. Исцеление больных, воскрешение мертвых — не нарушение законов природы, а восстановление их. По закону греха и наследственности болезнь и смерть являются закономерными. Но по первоначальному замыслу, когда не было ещё греха, человек был создан для жизни (человек“ имеет „чело вечности“). И когда устраняется причина, вызывающая смерть (этой причиной является грех), тогда вновь восстанавливается действие Божественной творческой силы; эта сила некогда в дни творения „сверкала из глубины вечности могучими творческими словами“, она, по словам того же Дарвина, „вдохнула жизнь в первоначальную клетку“. Естественным действием этой силы является не смерть (это было бы уже противоестественным), а жизнь и воскресение. Камень в силу притяжения падает вниз, но, если сила притяжения будет нейтрализована обратным толчком, камень полетит вверх.

Чудеса Евангелия не противоестественны, а сверхъестественны (non praeter, non contra, sed supra naturam), поскольку в том или ином случае начинает действовать сверхопытная сила. И такой факт удивляет нас, кажется нам чуждым („чудо“ и „чуждый“, как и „чудной“ — удивительный от одного корня, хотя то, „что чудо на земле, на небе естественно“, как явления радия — чудо для дикаря, но естественны для химика).

Законы природы не оковы, которыми Бог связал Свою и человеческую свободу, и силами природы Он повелевает.

Без чуда жизнь никогда не будет чудной, и о нём-то томится всякая живая душа, рвущаяся из царства необходимости в царство свободы.

Наука, изучающая царство необходимости, законы, как „постоянно повторяющиеся связи явлений“, и силы, доступные ее „пятичувственной логике“, не знает чуда, хотя и не может отрицать его.

Религия же соединяет нас с царством свободы, и притом не формальной и пустой, а творческой свободы, с царством благодати, той творящей силы, которая создала жизнь и мир, т. е. то чудо, свидетелями которого мы являемся; эта же сила и поддерживает этот мир столь же чудесно (сохранение мира не вытекает закономерно, логически из факта его существования, также как питание организма не обеспечено ещё его рождением — он может и разрушиться от голода) [См. также мысли о чуде в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“].

А потому и в вопросе о чуде не может быть принципиального противоречия между наукой и религией (может быть лишь вопрос о реальности или вымышленности данного чуда, но это уже вопрос иного порядка).

Далее, ссылаясь на величие и бесконечное множество миров, мыслящий человек смущается утверждением Библии, что земля находится в центре вселенной, вследствие чего человек возомнил о себе слишком много, считая себя центром бытия. Но это опять-таки лишь мысль школьного богословия. Библия не утверждает антропоцентризма, т. е. того, что человек находится в центре вселенной.

„Когда взираю я на небеса Твои, дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?“ говорит псалмопевец [Пс. 8, 5.].

Она не учит и о геоцентризме, т. е. о том, что земля находится в центре вселенной, и даже нет в ней основания для гелиоцентризма (теории, которой временно придерживалась наука, уча, что в центре мира находится солнце).

И какой вообще возможен физический центр, равноудаленный от всех точек космической сферы, которая бесконечна?

Одно время думали, что полярная неподвижная звезда может быть таким центром, но и она оказалась и подвижной и нецентральной.

Библия учит о теоцентризме, о том, что неизменным центром вселенной является Бог (евр. ^к Бог — на основании филологического исследования Делича значит — неподвижная, вечная цель бытия). „Все из Него, Им и к Нему“ [Рим. 11,36.].

Библия учит не о физическом, а о метафизическом центре вселенной (ибо она содержит учение не о физических, преходящих предметах, а о вечном и духовном), каким является Христос-Логос. „Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть“.

Мир христоцентричен, ибо „Слово (Христос-Логос) было Бог“ (Иоанн. 1,1).

Бог воплотился на маленькой и незначительной планете Земля не по той же ли причине, по которой Он избрал и на земле маленькую Палестину и в Палестине Вифлеем (а в Вифлееме ясли — „ибо не нашлось им места в гостинице“)? Наша земля таким образом стала космическим Вифлеемом, и если свет из яслей простерся по всему лицу земли, то также он может по некоей непостижимой проекции достигать всех точек вселенной. Самая обитаемость других миров не отрицается в Библии, как и вообще тот биологический принцип, по которому у Бога в каждом месте космоса „живёт, то, что в нем жить может“ [Естествоиспыт. Геер.]. (Ср. англ. пер. слова „веки“ Евр. 1,2. — через worlds — миры: „Бог сотворил миры“).