Наваждение

– Вы знаете, Измайлов, я люблю дороги, – сказала Софи. – В них все исчезает: время, страны, эпоха, судьбы… Мы с вами могли бы ехать вот так же в древнем Египте по пустыне, и в Британии 5 века по римской дороге, и в 18 веке где-нибудь в Галиции. Мужчина и женщина. И все тот же разговор: весна в этом году, похоже, запаздывает, мальчик не слушается, родители хворают… Прошлое осталось позади, будущее еще не настало… А пока есть лишь вот эта протяженность дороги, разматывающейся перед нами и остающейся позади нас. Мы словно подвешены в пространстве между временами…

– Софи, я вам нужен?

– В каком смысле, Андрей Андреевич?

– Я же знаю, что у вас есть блокнот. Если вы позволите, я вздремну, а вы будете всю эту красоту прямо записывать…

– Измайлов, вы невыносимы!

– Ну уж не невыносимее вас, моя дорогая!

Мужчина, косолапо ступая, взобрался по невысокой, но крутой, скрипучей лестнице на второй этаж, приоткрыл дверь, боком вошел в небольшую, жарко натопленную комнату со скошенным потолком. Полосатая кошка, урча, вышла к его ногам, потерлась усатой мордой о голенище сапога.

Женщина, сидевшая с книгой на застеленной кровати, подняла глаза, улыбнулась.

– Аглаюшка! – мужчина просветлел усталым лицом. – Ты уже пришла, голубка моя! А я и не знал, все внизу, в зале со счетами сидел. Что ж не сказалась?

– Да я со двора прошла, не хотела тебя отвлекать. Вот сижу, отдыхаю, книгу читаю. Мне не скучно.

– Да я знаю, что ты скучать не станешь, о себе пекусь. Минутка лишняя тебя видеть – вся радость жизни моей.

– Ну, ты скажешь, Илюша… – женщина приятно смутилась, отчего лицо ее сделалось моложе и тоньше очертаниями. – Опять ноги болят?

– Да… вот напасть! – не сразу признался мужчина, опускаясь в скрипучее, потертое кресло, явно родное и присиженное. – Отекают к вечеру, мочи нет…

– Давай помогу сапоги стянуть, – женщина отложила книгу, легко и грациозно поднялась, подошла, наклонилась, взялась обеими руками за сапог.

– Аглаюшка! Ты что?! Не надо тебе… – мужчина покраснел багрово и некрасиво, разом лицом и шеей. Даже небольшая лысинка, обрамленная черными, почти без седины кудряшками, окрасилась в угрожающий яркий цвет.

– Господи, ерунда-то какая между нами, – пробормотала Аглая, с натугой стаскивая второй сапог и бросая его рядом с первым. – Что ты от всего конфузишься, Илюша. Как мальчик, ей-богу! Кто бы тебя здесь, со мною, увидел, так и не признал бы, поди. Тот ли это хитрый жидовин Илья Самсонович, который железной рукой прибыль из всего давит, владения свои каждый год расширяет, а капиталы несметные в стальных ящиках с секретом хранит?… Давай-ка вот, положи теперь ноги сюда на скамеечку, повыше, повыше, дай подушечку подложу, отек-то и спадет… Да ведь сестра-то моя велела тебе режим соблюдать, соленого-копченого не есть, и вечером воды не пить, ты же, небось, нарушаешь?

– Нарушаю, голубка, нарушаю, – сокрушенно покачал головой Илья. – Люблю покушать да попить с устатку да с нервов, грешен… Зато травку, что Надежда Левонтьевна дала, завариваю и пью исправно…

– И то ладно… – вздохнула Аглая, устраиваясь на полосатой тканой дорожке у ног Ильи и прислоняясь спиной к его коленям. – Надю слушать надо. Она, хоть и врачебного диплома не имеет, но в болезнях понимает как никто. Дар у нее. Вон от Татьяны-то Потаповой в прошлом году все врачи отказались, а Надя и кровь из утробы остановила, и на ноги ее поставила… И отцу твоему, Самсону, язву вылечила…

– Бога молим за Надежду Левонтьевну, Бога молим, – поддакнул Илья, осторожно, чуть касаясь, поглаживая высокую шею и гладкие, уложенные венцом волосы Аглаи. – Без Татьяны-то мне совсем худо пришлось бы…

– Тяжело тебе одному, Илюша, – согласилась Аглая. – И гостиница, и трактир, и магазины, и лавки – за всем уследить. Жениться тебе надо, давно говорю… Хоть вон на Татьяне, хоть из своих, из евреек возьми, чтоб родить могла. Ты богатый, за тебя всякая пойдет…

– Не могу я жениться, Аглаюшка, ты же знаешь… Не могу тебе такую обиду нанести…

– Да какая же мне обида, коли тебе для дела нужно?

– А душа? – стыдливо потупившись, спросил Илья. – Душа-то она разве не прежде всего? Не прежде дела?

– Ну, уж ты как начнешь… – усмехнулась Аглая. – Я тебя и понять не могу… Давай я тебе лучше про своих оболтусов расскажу. Представь себе, сегодня Семен из второго класса принес на урок за пазухой воробья…