Потом справа промелькнуло еще одно знаменитое место — устье реки Гур, где экспедиция академика Окладникова нашла предметы, свидетельствующие о самобытности культуры людей, живших здесь еще пять тысяч лет назад. Впрочем, самобытность в истории культур всегда была понятием довольно относительным. Мне вспомнилось любопытное исследование Владимира Клавдиевича Арсеньева, отметившего одно вроде бы загадочное явление — одинаково существующий у всех северных народов культ медведя. Распространению этой «общности» не помешали ни тысячекилометровые расстояния, ни даже океаны. Североамериканские индейцы, оказывается, так же просили прощения (в буквальном смысле слова) у убитого ими медведя, как и народы Северного Приамурья, Западной Сибири, Северного Урала. Праздники медведя очень похоже отмечались и финскими племенами, и русскими славянами (вспомним медведя в гербе города Ярославля), и восточно-сибирскими тунгусами, и гиляками, орочонами, удэгейцами и прочими народами Дальневосточья…
Река Гур невелика, но весьма знаменита. Прежде всего тем, что в ее бассейне, как отмечают натуралисты, расположен самый северный район распространения типичного амуро-уссурийского комплекса животных и растений. Верховья реки теряются в угрюмых лесах Сихотэ-Алиня, некогда пользовавшихся у местных жителей дурной славой. «Мы никогда туда не ходим, — говорили удэгейцы Арсеньеву в 1908 году, — там темно, всегда идут дожди, дуют холодные ветры, там царство голода и смерти». Через год Арсеньев имел возможность убедиться в правоте удэгейцев: во время очередного перехода он едва не погиб в этих мрачных местах.
Ниже по течению начинаются настоящие джунгли. Кедровошироколиственные леса нависают над быстрой рекой. Березняки, осинники, ельники раскинулись по соседству с южными зеленокорыми кленами, маньчжурскими ясенями, амурским бархатом, долинным ильмом, китайским лимонником. Путешественнику пробраться через эти места почти невозможно: на пути стеной встают кустарниковые заросли реликтового леса. Здесь множество всякого зверя. Сюда часто заходят тигры, а в былые времена водились даже и леопарды.
А еще Гур славится коварством и свирепостью своих порогов, про которые знатоки говорят, что они не уступят енисейским.
Такова эта река. Речушка, если судить по размерам: ведь длина ее всего-то триста пятьдесят пять километров…
А потом… на меня обиделась Эля.
— Совсем вы меня забыли, — сказала она, когда я вернулся в салон из рубки. — А ведь мне еще надо рассказать вам о больнице нашего Ульчского района, в селе Богородском. Больница большая, отделения — хирургическое, терапевтическое, акушерско-гинекологическое, нервное, ЛОР, глазное, туберкулезное, инфекционное…
— Эля, — воспротивился я, — зачем все перечислять? Если уж рассказывать, так о чем-то или о ком-то одном, особо интересном…
— Вы ведь будете проплывать мимо Богородского. Заходите к нам, я вас познакомлю со многими интересными людьми.
— Но как я вас там найду?
— Что вы! — засмеялась Эля. — И искать не надо. Спросите любую собаку на улице, знает ли она, где живет Ходжер, и вы услышите: да, да, да!..
Тут пассажиры в салоне забеспокоились, потянулись к окнам. И я тоже выглянул, увидел ряды белых многоэтажных домов, поднявшихся над густой зеленью левого обрывистого берега. Это был Амурск. Начинался, пожалуй, самый удивительный, поистине легендарный край Приамурья — «Край голубых городов».
ГОЛУБЫЕ ГОРОДА
Я сходил на пологий берег Комсомольска-на-Амуре со смешанным чувством восхищения, удивления, сомнения. Наверное, как многие, впервые приехавшие сюда, я испытывал гордость и мысленно ахал: «Скажи, пожалуйста, и я в Комсомольске!» Казалось, мое присутствие здесь роднит меня с теми первыми героями, приезжавшими сюда отнюдь не из любопытства и не в командировку.
Про Комсомольск столько написано убедительного! Но, как видно, одних знаний мало, чтобы осознать все и разумом, и сердцем. Оценки современниками тех или иных фактов, событий не однозначны. Эта неоднозначность входит в будущее различием исторических оценок. Время просеивает их и в конце концов оставляет лишь самые весомые, которые и становятся исторической правдой. Но помимо исторических фактов существует еще и, так сказать, историческое эхо. Отголоски многозначных былых страстей долго мечутся среди людей.
До чего же несовместимым кажется содеянное здесь с краткостью времени! Невольно прикидываешь. Когда на этот берег сошел первый строитель? Как раз в тот год, когда ты в школу, в первый класс, собрался. Ты кончал десятилетку, боролся с самим собой, а кто-то боролся с тайгой, строил заводы, преобразовывал целый край. И все остальное на твоей памяти. И отмечено оно для тебя какими-то частными этапами твоей личной биографии. И в это самое время вершилось такое? Не верится! Чудо. Чудо!..
Когда я добирался сюда, то и дело вспоминалась мне песня о голубых городах, у которых названия нет. И казалось мне, что песня эта — в первую очередь о Комсомольске-на-Амуре.