Навстречу смерти. Практические советы и духовная мудрость тибетского буддизма

Это лишь краткое введение в тему «Что произойдёт с моими вещами, когда я умру». Большинству людей, чья финансовая и имущественная жизнь относительно проста, общего понимания этой теории должно быть достаточно. В частности, я не пытался приобщить вас к хитросплетениям налогов на наследование недвижимого имущества или — для читателей-либертарианцев — «налога на смерть», разговор о которых может легко вывести из душевного равновесия более состоятельных людей. Другие усложняющие дело условия, которых я не коснулся, — это владение малым бизнесом, находящиеся в собственности произведения искусства, дети от разных браков, права на трасты от предшествующих поколений, недееспособные члены семьи или родственники-инвалиды, домашние животные и т.д.

Наконец, неписаные правила коллегии адвокатов, а также наши страховые компании требуют от меня, чтобы я напомнил вам, что всё вышесказанное не является юридической консультацией и чтобы, обдумывая, как распорядиться своим имуществом, вы обратились к квалифицированному адвокату. К тому же, это чистая правда. У каждого из нас имеются свои жизненные обстоятельства, требующие индивидуального подхода, выходящего далеко за рамки обзора, подобного этому.

Завещание о жизни и медицинская доверенность

Сейчас читателю уже должна быть хорошо знакома идея о том, что смерть наступает вслед за болезнью и старостью — если, конечно, вас не постигнет несчастье обойти этот процесс и умереть молодым и здоровым. В этом разделе мы обсудим юридические вопросы, имеющие непосредственное отношение к болезни и старости, в частности период, на который одно из этих состояний или они оба лишают вас дееспособности. В то время как распределение собственности в связи со смертью — одна из самых древних и чётко определённых юридических задач, правовые вопросы, связанные с медицинскими решениями, касающимися людей, ставших недееспособными из-за болезни или старости, были и остаются источником значительных социальных и юридических противоречий.

Эти вопросы обостряет безжалостный прогресс медицинской науки и технологий искусственного жизнеобеспечения (или обеспечения того, что понимает под «жизнью» медицина), а также медицинское определение смерти. Во времена бревенчатых изб люди умирали дома. Разумеется, иногда им приходилось принимать сложные решения, однако это происходило в частной сфере, внутри семьи, вне зоны досягаемости организованной медицины и всевидящего ока закона. Сейчас умирающие люди гораздо чаще — возможно, даже неизбежно, — подвергаются сложным медицинским процедурам, оказывающим влияние на процесс умирания и требующим принятия доселе неизвестных решений. Важно заметить, что эти решения принимаются за пределами круга близких родственников, в контексте лечебного учреждения, с участием профессиональных медицинских работников и общественного интереса в форме федерального закона. То, что было преимущественно личным делом, становится делом всё более общественным.

Возникновение новых вариантов выбора, связанных с уходом из жизни, ставит перед обществом новые вопросы, касающиеся проблемы того, кто и за кого может делать этот выбор. Если эти вопросы вступают друг с другом в противоречие, они в конце концов доходят до правовой системы, играющей в обществе роль третейского судьи, к которому обращаются в самом крайнем случае. На суде споры принимают форму матрицы соперничающих друг с другом «прав» и «интересов», то есть переосмысливается в юридическом ключе. К заинтересованным лицам относятся индивид (к несчастью, это вы), его ближайшие родственники, государство, представляющее «общественные» интересы, профессиональная медицина, а также, в худшем случае, хищники от СМИ и политпропаганды.

К противоречащим друг другу правам и интересам относятся право индивида «на личную жизнь», право семьи действовать в интересах умирающего родственника (а также, возможно, умершего родственника), общественный и уголовный запрет на самоубийство и эвтаназию, а также этическое обязательство врача поддерживать жизнь умирающего. Большинство споров ведётся в сфере убеждений о смерти (проявляющихся как чрезвычайно яркие эмоции), значительно отличающихся от представленных в книге, которую вы сейчас читаете.

В данном контексте нет места для подробного рассмотрения этого заслуживающего внимания явления. С юридической точки зрения «право на личную жизнь» не прописано в Конституции Соединённых Штатов напрямую, однако это робкое создание, скрывающееся в многослойных тенях (полутенях) различных прямых гарантий Билля о правах, было порождено судебной властью. Ему ещё предстоит снять с себя клеймо незаконнорождённого дитя. «Личные» смерти Карен Энн Куинлан, Нэнси Крузан и — совсем недавно — Терри Шайво стали достоянием закона, когда эти женщины не смогли умереть (или жить) из- за противоречий между прогрессом медицины, семейными и социальными убеждениями, а также вопросами гуманности, выходящими далеко за пределы возможностей правового анализа.