— Надёжная русская электроника? Звучит непривычно, скорей как сарказм. Ладно, парень. Если она и вправду не подведёт, не позволю больше никому шутить про русскую технику. Удачи, и да поможет нам Бог.
Которому нет дела до таких мелочей, как авиалайнер на десятикилометровой высоте с полутора сотнями живых на борту и без обученного кучера за штурвалом.
Сенатор попросил наушники, сам поговорил с землёй, заверяя, что на борту всё под контролем. Выразил соболезнование семьям погибших — граждан Соединённых Штатов и Советского Союза, призвал молиться за успешное завершение полёта и просил немедленно передать это заявление любому новостному телеграфному агентству. Тем самым прозвучал агитационный спич, произошло элементарное использование момента для предстоящих парламентских выборов, зато говорил он толкового, грамотно, без набившего оскомину «чмок-чмок, таваищчи… в этот… гхммм… исторический… чмок-чмок… день». Брежнев точно не привёл бы Демократическую партию к победе в борьбе за места в Конгрессе.
Вэнс покинул кабину, и потянулись мучительно медленные часы. Причём ведь, возможно, они последние. Если лайнер врежется в землю, сгинув вместе с нами в пламени взрыва, меня ждёт преисподняя безвозвратно, как и остальных временно живых грешников на борту. Поскольку с загробным миром не чувствую никакого контакта, буду как самый обычный жмур, которому припомнят и нечуткость с родителями, и жестокие нокауты на ринге, и хладнокровное умерщвление угонщиков без вежливого: извольте сложить оружие и сдаться. А если демоны, отмеряющие сроки в загробной зоне, сочтут, что у нас были все шансы спастись, не уничтожь я террористов, сидевших за штурвалами, мне повесят гибель полутора сотен невинных. Это уже сотни лет адских пыток!
Но я не наслаждался времяпровождением под солнцем, ярко светившим поверх облаков. Только дул кофе, его таскала Джей, готовившая и для меня, и для сенатора.
Отвлекали от мрачных мыслей приборы на месте бортинженера. Гидросистемы, пневмосистемы, электрооборудование и прочие мудрёные комплексы отчитывались о своём самочувствии. Опытный член экипажа моментально увидел бы нештатность, переключил бы на дублирующий канал… Я только пересказывал земле, что увидел на непонятных ему циферблатах Стас, севший в то кресло после сенатора. Оставалось лишь уповать на тщательность подготовки борта к трансатлантическому рейсу. Не только «чудо на Гудзоне» мне не удастся, малейшая неисправность грозит катастрофой. Пока мой товарищ заметит изменения в показаниях, пока сообщу о подозрениях земле, пока там примут решение, пока исполню их инструкции, следующего «пока» может уже не наступить, вместо него — взрыв и факел горящего керосина.
Но не всё плохо. Диспетчеры тщательно расчистили коридор, сведя к нулю вероятность, что придётся отрубать САУ и руками уводить самолёт от столкновения, расходясь по горизонтали или по высоте. Я преспокойно сходил в туалет, когда приспичило, лайнер скользил к краю материка столь же ровно как со мной, так и без.
Ближе к французскому побережью меня взял в оборот аэрофлотский из Лондона, не склонный ободрять или стращать. Эдакий сухарь, заставил меня десяток раз повторить последовательность действий перед посадкой, никогда не называя по имени, только по номеру рейса и по-русски. Память у меня исключительная, всё запомнил с первого раза, но было однозначно страшно. Ошибка ведёт к крушению.
— 9317! АП включён?
— Башня, я 9317, АП включён.
— АПС включён?
— Так точно, АПС включён.
— Включить захват курса. Выставить посадочный курс. Напоминаю: жёлтая рукоять на пульте АП.
— Есть выставить.
— Закрылки в посадочное на тридцать градусов.
— Есть закрылки. Бленкер пропал.
— Так и должно быть. Нажмите кнопку «Вертикаль». Отшкалилась планка глиссады?
Кому-то наш разговор показался бы диалогом двух психов. Наверняка инструктор из Лондона уверен, что я тупо выполняю его приказы, не понимая их смысла. Наивный! Благодаря моим аккуратным вмешательствам сотня тонн крылатого металла с высокой точностью отстраивает траекторию полёта в воздушном пространстве Великобритании, прицеливаясь к взлётно-посадочной полосе, огромной, если стоять на ней, и всего лишь крохотной чёрточке, глядя с высоты, да ещё под неудобным углом. Глиссадой называется заветная прямая, ведущая в створ полосы, необходимая нам как воздух, как биение сердца. Она — наша ниточка жизни.
— Глиссада захвачена! Режим удержания высоты и автомат перестановки стабилизатора отключены.
— Молодец, 9317! — в голосе аэрофлотчика прорезалось, наконец, одобрение. — Правильно идёте.