Не драконь меня

- Билли, послушай меня! – я снова взяла ее за плечи и постаралась говорить очень спокойно и серьезно. – Тебе нужно бежать.

- А как же ты? – она глянула на ошейник и прижала ладонь ко рту. Мы обе понимали: для меня спасения уже нет. Глаза у Билли снова увлажнились, а рот скривился. Чтобы не раскиснуть еще больше, я встряхнула ее, как если бы она была слежавшейся газетой:

- Бери себя в руки! Прямо сейчас беги, беги не оглядываясь вперед. Рано или поздно ты найдешь дорогу и иди по ней до любого человеческого дома. А как дойдешь, сразу же звони в полицию. Ты меня поняла?

Она кивнула, но осталась стоять на месте.

- Ты меня поняла? – закричала на нее, и она вздрогнула так, будто бы я ее ударила.

Билли очнулась, кивнула, прижала меня крепко к сердцу, развернулась и побежала вперед. Возле конца поляны – там, где начинается лес, она оглянулась и несмело помахала мне рукой, чтобы тут же скрыться в чащобе.

Я же снова сосредоточилась на двери догорающего дома.

- Стефан! Стефан! – закричала я, вложив в свой крик всю силу, все свои переживания. Но ответом из дома мне была лишь тишина, не считая треска прогоревших вещей и стен.

Шла минута.

Вторая.

Кажется, с того момента, как из дома вышла грязная, обмазанная сажей Билли, прошло несколько часов. На поляне становилось светлее и было нечем дышать – огонь, которым драконы опалили кроны деревьев во время ужасной битвы, горели словно свечи, и, догорая, спускались ниже, перекидываясь с одного дерева на другое, словно танцуя, окружая поляну. Треск стоял невыносимый, дышать становилось все труднее.

Стефана все не было.

Я упала на колени и зарыдала. Оплакивала все, что было между нами: все то плохое и все хорошее, что начало зарождаться, когда я оказалась в плену этого маньяка. Оказавшись разведенными обстоятельствами, нам удалось увидеть друг друга со стороны и рассмотреть то, что мы не могли увидеть на острове, когда я была его настоящей пленницей. Он был прав: мы нашли друг друга. Он нашел меня, а я нашла его.

Только в моей голове промелькнула мысль о том, что я окончательно его потеряла, как из окна первого этажа полетели стекла. Разбитое окно разлетелось стеклами от стула, брошенного со всей силы кем-то, кто был внутри.

Наконец, оттуда вывалилось чье-то тело, завернутое в светлую простынь, а потом второе. Следом через оконный проем перепрыгнул Стефан. От облегчения я рухнула наземь, прямо в грязь. Он жив. Жив!

Стефан не стал терять времени. Он оттащил сначала один кокон подальше от дома, потом туда же – второй. Расправил концы тонких одеял и в отблесках костра, которые освещали пространство, и только тогда можно было рассмотреть, кого он спас.

И тут же мне стало плохо. Желудок содрогнулся, в горле пересохло. Я поняла, что с нами могло стать. И поняла, какой участи мы с Билли избежали. По крайней мере она – точно.

Закутанными в одеяла оказались изможденные, высохшие девушки, больше похожие на веточки. Видимо, у них даже не было сил самостоятельно передвигаться, - настолько они были худы и беспомощны. Ручки- веточки, ноги больше похожие на шнурки. Стефан помог сначала одной приподняться, чтобы оглядеться, потом – второй. Девушки по очереди открыли глаза, и я выдохнула: живы!

Сердце будто сначала остановилось, чтобы снова забиться в асинхронном ритме. Я выдохнула – в темноте и этих ужасных условиях показалось, что они мертвы, эти высохшие мумии, появившиеся из дома.

Девушки держали друг друга за руки, находя утешение в объятиях и рыдали, глядя на то, как догорает этот страшный дом, ставший темницей для этих невинных душ. И, глядя на них, мое сердце преисполнилось нежностью и радостью вперемешку с печалью и грустью, понимая, сколько всего им пришлось пережить.

Стефан поднялся и посмотрел прямо на меня. Все его тело было в саже, царапинах, грязи, волосы были подпалены, на рельефно выделяющихся мышцах играли отблески костра. Сейчас он походил на какого-то древнеримского гладиатора, который вернулся с поля боя – настолько от несло сейчас тестостероном напополам с адреналином. Вокруг него распространялась аура силы и власти, он будто бы держал всю ситуацию под контролем, и не боялся ничего. Я даже засмотрелась на его тигриную походку, с которой он приближался ко мне.

Поднявшись, я вытянулась струной. Почему-то пригладила волосы и ждала.

И вдруг, когда до меня оставалось всего пара метров, он встал как вкопанный и сказал ровно, однако с еле сдерживаемой яростью, звенящим голосом, глядя куда-то мне за спину:

- Не трогай ее, не смей.

Я обернулась и завизжала от неожиданности.

50 Клэр

- Не трогай ее, не смей. – В голосе Стефана стальные предостерегающие нотки, и, бог свидетель, даже мне захотелось его послушаться. В таком состоянии злить этого человека еще больше нельзя: кадык дернулся, словно он сглотнул много других неприятных и страшных слов, кулаки сжались, так, что костяшки побелели, и только бегающие на скулах желваки выдавали его состояние.

Мне не нужно оборачиваться: я спиной чувствую холод приближающейся тьмы. Ежусь, и это не от холода – меня пробирает мороз от страха.