Не драконь меня

— Что?! — Он отобрал бутыль.

— Больно. —Показала ладони, покрытые волдырями. Конечно, ей больно…

Он открыл крышку, сказал с кривой усмешкой:

— Извините, госпожа Вера, — и вылил воду на голову.

Я взвизгнула, испуганно и как-то по-девчоночьи, отбросила со лба влажную прядь, посмотрела на него со злостью и недоумением.

— Волосы горят, как порох, — объяснил он, срывая пробку с предпоследней бутылки и поливая минералкой плечи, на сей раз — намного деликатнее. Содержимое последней бутыли он вылил на себя, слизнул с губ солоноватую, вкусом похожую на кровь влагу, поморщился. Где же мальчишка? Еще пять минут — и спасать будет некого… Дверь, на которую ушло доброе ведро воды, уже высохла и начала по углам чернеть. Когда она прогорит — им конец. Сгореть заживо… Господи, смилуйся…

— Где же он? — прохрипела. — Мне нечем дышать.

— Тише, девочка, мы выберемся отсюда. — Он сам уже почти не верил в такой исход, но на пороге смерти захотелось вдруг быть великодушным и сознаться во всем. –Вера, ты должна это знать теперь.

В ее глазах мелькнуло понимание.

— Я люблю тебя. Это правда, я так тебя люблю, и это удивительно, ведь, оказывается, я люблю тебя с первой нашей минуты знакомства. И теперь. Всегда..

Я поколебалась минуту, но ответила ему:

— Я понимаю тебя. В моей жизни был только один мужчина, и это – ты. И тогда, и сейчас…

— Эй! Вы живы?! Я здесь! — послышалось снаружи.

— Не прошло и полгода, —он бросил быстрый взгляд на дверь, почерневшую уже почти полностью, ободряюще улыбнулся, забрался на пирамиду из ящиков.

— Машины от клуба эвакуировали. —мальчишка просунул между прутьями конец буксировочного троса. — Пришлось побегать.

Он как раз закреплял трос, когда рухнула дверь. Вверх поднялся сноп искр. Я закричала, стряхивая с волос искры. Хорошо, что он полил их водой…

— Давай! — заорал он мальчишке. Теперь надежда только на его джип, на все его двести семьдесят лошадиных сил… «Лексус» зарычал, трос натянулся, как струна… Прорвав последнюю оборону, в кладовку ворвался жар. От мокрой одежды пошел пар, стало горячо и больно. Раскаленный воздух врывался в легкие, раздирая их изнутри. Я больше не кричала, лишь тихо поскуливала.

Решетка поддалась с неохотой, с капризным визгом и зубодробильным скрежетом. Спасибо вам, двести семьдесят лошадиных сил! Еще чуть-чуть — и путь к отступлению свободен…

— Вера, помоги мне! —он спрыгнул с ящиков. Внизу было настоящее пекло, воздух дрожал и потрескивал, дым забивался в глаза и ноздри.

— Полезай наверх, первой, — закричал он.

— Не могу, — она всхлипнула.

— Почему?!

— Слишком узкое платье…

— Иди сюда, — Он потянул ее к себе, ухватился за подол платья, рванул вверх. — Все! Полезай!

Я проворно вскарабкалась на ящики, прохрипела:

— Давай!

Внизу уже почти не осталось воздуха, еще минута — и он не сможет выбраться…

…Лицо обдувал свежий ветерок, голова лежала на чем-то мягком. Господи, какое же, оказывается, это счастье — лежать вот так, смотреть в ночное небо и просто дышать. А звезды-то до чего яркие!

- Ты ведь не соврала мне там, правда? – спросил он, и мне стало немного смешно, от того, каким он стал, измазанным сажей и копотью. Ни следа от того респектабельного человека, что был в начале вечера.

Мы пошагали ко входу. На улице перед рестораном в этот момент разыгрывалась сцена, в большей степени подходившая для фильма-катастрофы. Пожарные машины, извивающиеся гигантскими змеями брандспойты, люди, искалеченные, обожженные, оглушенные, зеваки и вездесущие репортеры, рвущиеся за оцепление… А в качестве фона — рев сирен и кровавые всполохи огня. Пламя уже перекинулось на второй этаж, угрожая сожрать все здание целиком…

Мальчишка сразу слился с толпой, а мы как завороженные смотрели на пожар.

Наконец, он отмер и притянул к себе.

- Мы потеряли телефоны, ключи…Как теперь попадем домой?

Я пожала плечами, плотнее запахнула разъехавшееся по бедру платье.

- Поедем ко мне. Ключи от дома я прячу под фикусом.

57 Клэр

Уже сидя в машине закрыла лицо руками и разревелась. Это стресс —я все прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать, плакала навзрыд, самозабвенно. Волдыри на ладонях полопались, когда она вытаскивала из огня мужчину, теперь из них сочилась сукровица.

Я так увлеклась своими страданиями, что не заметила, как они добрались до его дома.

В салоне пахло кожей и мужским одеколоном — до их появления: мы принесли с собой запах гари, паленой кожи и страха. Он уселся за руль, я пристроилась на пассажирском сиденье. Порванные края платья все время расползались, приходилось придерживать их рукой. Можно было и не придерживать — ничего особенного он бы не увидел, — но в салоне «Лексуса» невольно вспоминалось о правилах приличия. Дама должна вести себя с достоинством, а не сверкать голыми коленками и не размазывать по лицу сажу и слезы.

— Вот. —он протянул мне коробку с влажными салфетками, тоже, видно, вспомнил о правилах хорошего тона. Я благодарно кивнула, вытерла руки и лицо.

Совместно пережитый конец света сблизил, сжег тумблеры, сломал заборы.

Он наклонился к моему лицу и поцеловал.

А потом сказал негромком, но жёстко: