Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Едва ли это патология — не более чем компульсивное стремление Бьянки поддерживать порядок в своем мире. Наоборот! Ритуалы имеются во всех культурах, следовательно, людям свойственно придумывать и исполнять их, точно так же, как свойственно создавать и усваивать язык. Конкретное содержание ритуала, как и языка, определяется окружением, в котором мы оказались, но существующие нейронные сети помогут закодировать любой проводимый ритуал. И эта естественная настроенность на ритуал может обернуться самым настоящим обсессивно-компульсивным расстройством. Но объявлять слабо выраженные компульсии психическим заболеванием — грубейшая ошибка. Подобно культурообусловленным ритуалам, слабые компульсии преображают, упорядочивают наш мир и дарят ощущение, что мы можем управлять хотя бы крошечной его частицей. Потребность действовать определенным образом, чтобы снять тревогу, не есть проявление патологии. Это свойство человеческой природы — точнее, того, что значит быть человеком в наш век тревоги.

Глава 5 Видеоигры

Компульсивное увлечение видеоиграми отличается от всех остальных компульсий.

Большинство людей не становятся патологическими собирателями, больными ОКР, компульсивными едоками, культуристами или шопоголиками. В силу своего психотипа они не рискуют провалиться в черную дыру подобных поведенческих схем, поскольку имеют достаточно высокую сопротивляемость мучительной тревоге. Но видеоигры и другие электронные соблазны эксплуатируют универсальные стороны человеческой психологии. Как я уже отмечала, компульсивное поведение человека не означает, что он сумасшедший. Наоборот, адаптивная реакция на тревогу, которая иначе была бы невыносимой, совершенно нормальна.

Ни в чем это не проявляется так ярко, как в игромании. Видеоигры чрезвычайно притягательны, поскольку их создатели научились пользоваться универсальными аспектами функционирования нашего мозга. Поэтому практически любой человек может почувствовать влечение к играм и неспособность ему сопротивляться. Джон Доерр, знаменитый венчурный капиталист из Кремниевой долины, вложивший деньги в компанию-разработчика игр Zynga, сказал в 2011 г. в интервью Vanity Fair: «Верно, эти игры не для всех, но они ближе к этому, чем что-либо, мне известное». Я надеялась, причины этого смогут объяснить геймдизайнеры и ученые, посвятившие себя новой сфере исследования — психологии игры. Но прежде следовало убедиться, что игры удовлетворяют обязательному условию — способности уменьшать тревогу, — чтобы быть предметом компульсии, а не, скажем, аддикции.

В 2012 г. в статье в New York Times Magazine критик-консультант Сэм Андерсон рассказал о своей компульсивной потребности играть в Drop7 — выпущенную компанией Zynga в 2009 г. игру наподобие судоку, где нужно манипулировать шариками, падающими сверху вниз в сетке семь на семь квадратов. «Я играл, вместо того чтобы мыть посуду, купать детей, общаться с родственниками, читать газету, а главное, писать, — признался Андерсон. — Игра стала для меня обезболивающим, аварийной спасательной капсулой, дыхательным аппаратом, ксанаксом». Игра стала цифровым успокоительным. Он понял, что с ее помощью занимается самолечением, хватается за Drop7 «в любой экстремальной ситуации», например «после разговора на повышенных тонах с матерью; как только узнал, что моя собака, возможно, умрет от рака». Один из онлайновых комментаторов подтвердил, что видеоигры, во всяком случае, для него, неотделимы от компульсии. «Они снижают мою тревожность, и я подтверждаю, что играю в Bejeweled[15] именно с этой целью, — написал он. — Я не обращал внимания на то, сколько времени посвящаю этой игре, пока однажды не осознал, что играю в нее на велотренажере во время физиотерапии» — перед тем как свалиться с него. Нил Гейман описал это состояние в стихотворении 1990 г. «Вирус»:

Играешь — слезы в глазах,

Ноет запястье,

Мучает голод… а после — уходит все. Или — все, кроме игры.

В моей голове теперь — только игра И ничего больше[16].