Не надо преувеличивать!

Когда я снова проснулся, было девять часов утра. Я быстро вскочил с кровати и робко высунул голову в окно — чтобы посмотреть, как там с погодой. Меня встретил порыв холодного ветра. Черт возьми! Что мне надеть? Проклиная превратности судьбы, которые встают на пути работника милиции при исполнении служебных обязанностей, я натянул две майки, рубашку и свитер, который таскаю за собой повсюду вот уже лет десять, на всякий случай…

Опять метеорологи сели в калошу… Небо было серым, сеял мелкий осенний дождик, воздух был холодный и влажный… Горный курорт в ноябре месяце!

Первой мне навстречу попалась Олимпия в изношенных до предела джинсах и огромной сибирской шали, которая спускалась с ее головы, завязывалась на груди и свисала до самых колен.

— Доброе утро! Ты куда?

— На сбор материала, — таинственно ответила она. — В сельскохозяйственный кооператив соседней деревни.

— Разве ты перешла на реалистическую графику?

— Не в этом дело… Я из-за Петреску! Я всю ночь думала, — продолжала она все так же шепотом. — У меня есть идея…

— У нас и так слишком много идей! Я очень прошу тебя, — продолжал я медовым тоном, — не вмешивайся ты, черт возьми, в это дело. Разве у тебя нет ребенка, нет мужа? Займись ими!

— Я не принимаю от тебя указаний… по правде сказать, я и от Аби их не принимаю, — уточнила она. — Теперь я поняла, от кого Аби научился говорить так грубо и даже кричать… Я отказываюсь от сотрудничества, так как все мои попытки помочь вам наталкиваются на непонимание… И все же, неужели тебе не кажется странным?..

— Где АБВ? — спросил я, полный решимости прервать любую попытку вновь завязать разговор.

— Протирает овощи — суп-пюре для Филиппа. Дидина не вернулась, а так как Филипп должен есть…

— Неужели он умеет?

— Что за вопрос!.. Пойди к нему, может, что-нибудь подскажешь. И, кстати, ты не думаешь, что следовало бы почистить немного картошки? Жареная картошка — роскошная вещь!

— Позаботься хотя бы о Филиппе. Смотри, он по колени в воде!

— А для чего мы приехали на море?

Я понимаю, что женская эмансипация — это дело необходимое. Но, вероятно, лишь до определенной степени. И во всяком случае, все должно идти гораздо медленнее. Полная деградация статуса отца семейства несомненна. «Муж» наших дней готовит, стирает, моет посуду, заботится о детях, самые талантливые даже вяжут. И — что хуже всего — традиционный «Master’s voice»[21] уже не имеет никакой силы. Правильно говорят немцы — народ серьезный — что идеальную жену можно вписать в три «К»: Kirche, K"uche, Kinder[22]. Мы отказались от первого из них — ведь эпоху религиозного мистицизма, мы уже давно преодолели не правда ли? — но остальные два следует свято хранить…

В искреннем порыве мужской солидарности я направился к месту мучений АБВ; пусть хотя бы мое присутствие будет ему моральной поддержкой… В кухне царило оживление, все толпились над двумя газовыми конфорками. Алек, одетый, весьма элегантно, чистил печеные баклажаны, АБВ тер что-то в кастрюле, насвистывая: «Oui, je vois la vie en rose»[23]. Пырву, удобно усевшись на низеньком стульчике, давал советы.

— Доброе утро!

— Какое там утро — уже обед скоро, — с укором произнес АБВ.

— Есть у кого-нибудь нож?

— Пожалуйста, господин Джелу. Только осторожнее, он острый. Я рад, что вы присоединились к нашей приятной компании. Здесь так тепло, уютно, просто прелесть! И словечком есть с кем перемолвиться.

— И рецептом обменяться, — прибавил АБВ. — Завтра я сделаю вам сюрприз, — сообщил он. — «Баварское с орехами», пальчики оближете… Рецепт от господина Мирчи… Вы и не знаете, какой он мастер, получше Санды Марин[24].

Мирча завозился на стуле, слегка покраснел от удовольствия и скромно замигал:

— Вы преувеличиваете… Впрочем, вы тоже чрезвычайно способный человек…

Черт возьми! Как две старые девы, взаимно расхваливающие свои варенья и наливки… Так как субъект, которому я намеревался помочь, был доволен своим унизительным положением, мой товарищеский порыв потерял всякий смысл… Так ему и надо! Того и жди, что он возьмется за вязание! Я взглянул на него с отвращением и переменил тему.

— Но где же дамы? — спросил я, усиленно режа картошку.

— Потоньше, Джелу, а то не прожарится. Кусочки режь поровнее, и подлиннее, не такие остроконечные… Что это ты, черт возьми? Не руби так, сплеча. Движения должны быть изящные…

— У Моны мигрень, она выпила чаю и легла, — сообщил нам Алек, на мгновение выйдя из интеллектуального транса, навеянного чисткой баклажан.

— А барышня Габи?

— Это вы должны нам сказать.

Смущенно покашляв, я продолжал эксперимент с картошкой.

— Я ее не видел, — деликатно посмеиваясь, продолжал Мирча, — вероятно, спит, вчера она казалась довольно-таки усталой. Такой уж он нежный, впечатлительный, этот женский пол…

— Студенты — что им сделается? — целый день в гостях, — сказал Алек, растерянно оглядываясь.

— Вот вам тупой нож, господин Алек. Их нужно осторожно измельчить, потом растереть с подсолнечным маслом, добавить луку и выйдет такое — сама мадам Мона вас похвалит…