Не оставляющий следов: Обретение (СИ)

Я приглядел ленту, фонарик с пожеланием благополучного упокоения врагам и поросенка с рыльцем, искаженным какой-то уж очень знакомой гримасой… Ха! Господин Дзиннагон, собственной персоной! Какой ироничный творец-побирушка обитает среди нищих. Лохмотья столь же вонючие, как и у всех остальных, тряпка небрежно намотана на свалявшиеся космы, сквозь грязь на лице просвечивают пятна старых ожогов, взгляд пустой. Чуткие гибкие пальцы безостановочно мнут кусок глины, помогая выпорхнуть из него сердитому нахохленному воробью. За скрюченной спиной притулилась грубо сколоченная платформа на колесиках – средство передвижения. Что-то она напоминает… где я мог видеть этого человека?.. Да какая разница!

– А продай-ка, любезный, мне эту свинку.

Путь мой лежал в полутемный зал храма Смерти, украшенный ритуальными масками и свисающими с потолка нитями, символизирующими струи дождя. Да, в храмах-отражениях все выглядело по-другому, но бахарские священники настаивали на том, что именно их святилища соединяли наш мир с потусторонним, как дождь соединяет небо с землей. Полагаю, такая вера сложилась среди земледельцев Бахара, которые испокон веков копошились в земле, в отличие от скотоводов Шусина. Ведь что для крестьянина дождь? Богатый урожай. А урожай – это жизнь. Обряды призывали духов неба по нитям дождя спуститься на землю, а священник, их совершающий, превращался в открытый канал между мирами, точку слияния земного и запредельного. Даже самые упрямые неупокоенные души, паразитирующие на живых, могли быть спроважены умелым ритуалистом туда, где им самое место: в Великий Предел. Там затухают различия, составляющие суть жизни и смерти, туда погружены корни неба и земли.

Никого, кроме меня, не было в зале. Тихо, покойно, только в саду чирикали воробьи, и тонкие лепестки солнечных лучей, проникающие сквозь узкие окна, рождали гроздья радуг в струях воды, сбегающих по стене. Я подошел к полукруглому бассейну, отделанному сердоликом, и пристроил поросенка под струями. Через пару минут он превратится в бесформенный комок, а затем, вместе с остальными похожими кучками, вода вернет глину в землю, где место праху. Фонарик подвесил на крючок у противоположной стены: таких тут уже собралась довольно длинная гирлянда. Вечером их зажгут служители, отправляя начертанные моления Властительнице Великого Предела.

Кто же он, этот безногий? Откуда я могу его знать?

Когда вышел – продавца фигурок и след простыл, хотя я старательно искал его глазами в толпе попрошаек, терпеливо отцепляя их пальцы от штанин. Не нашел.

–Пц-ц-ц, – раздалосьиз кустов и под ноги упал камушек.

Я оглянулся. Дорога была пустынна, храм с его попрошайками остался далеко позади. Ветви кустарника зашевелились, обозначая присутствие в них человека и приглашая меня присоединиться.

–Что нужно? – пристроился на крохотномпятачке, вытоптанномвзарослях таволги,рядом с тем самым безногимнищим.

–Тебе чего надо тут? – спросилонгрубо, но в глазахзастылатревога.

– Не твое дело… – меня он откуда-то знает.

– Это шастать здесь – не твое дело, – оборвал меня калека. – Не ходи сюда.

– Кто ты? – пристально вглядывался в лицо, пытаясь найти знакомые черты.

–ЯМаран, – имя мненичего не сказало и он это понял. – Мочи Маран. Брат Арравы.

– Точно! – воскликнул я. – Видел тебя пару раз после того пожара.

–Не ори… – сын гончара затравленно оглянулсяи снова зашептал, обдавая смрадным дыханием. – Ты здесь зачем?

– Тут у вас, говорят, кое-кто пропадает… – хорошо бы выяснить хоть что-то.

– А-а-а, – он выдохнул с облегчением, – да, есть такое. Но ты тут каким боком? Тебя тогда не было в городе.

– А ты откуда знаешь?

– Я много чего знаю, – лицо замкнулось в упрямстве.

– Не расскажешь, зачем тебе надо знать про меня?

Он колебался. Долго молчал, уперев глаза в землю, но все же заговорил. Начал издалека.

Как оказалось, два года назад прибытие юного отпрыска высшей семьи в полузаброшенный старинный дом на окраине вызвало изрядный переполох среди жителей квартала Ворон. Первоначальная настороженность от возможного внимания власть имущих сменилась насмешками над одиноким мальчишкой, когда стало понятно, что никто за ним не присматривает, но пережитый страх породил кучу домыслов и нелепых предположений. Неужели ребенок настольконе нужен Иса, что знатные родичи предпочлио нем забыть?Мальчиксовершенноникчемен? Семья гончара Мочи, как и все в округе, с удовольствием строила предположения о причинах опалы и обсуждала за скудным ужином моральное падение аристократов, ибо всем известно, что не является средоточием добродетели тот, кто не может навести порядок в собственном доме и правильно воспитать потомство. Никто не хочет, чтобы дети позорили семью. Маран это хорошо знал по себе, ибо мать раз за разом сурово напоминала ему об обязанностях почтительного сына перед престарелыми родителями. Поэтому когда в дом прокралась нищета, она договорилась со смотрящими мато-якки, собственноручно отрубила послушному сыну ногу и отправила на заработки к побирушкам. Маран не ропща исполнял свой долг, и с тех пор семья не голодала.