Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело

– Товарищ Рябинин, до меня дошли слухи о ваших философских поисках…

– А это хуже взятки? – спросил Рябинин сонно.

– Я этого не сказал.

Васин улыбнулся сокрушенно, поджимая губы: дожили, заместитель прокурора города узнал. Антимонин улыбнулся, предвкушая что–то вроде пикантного анекдота. И только Юрий Артемьевич вернулся взглядом к своим подножным паркетинам.

– Товарищ Рябинин, а почему в своих поисках вы не обратитесь к книгам?

– К чужому опыту?

– Да, к опыту человечества.

Все смотрели на заместителя прокурора города – не потому, что он начал бездельный разговор, а удивленные тоном, из которого пропала шрапнельная сила, стрелявшая словами–осколками.

– Мы слишком привыкли жить за чужой счет, – буркнул Рябинин.

– А вы знаете, почему технический прогресс опережает нравственный?

– Потому что технический проще, – опять сказал Рябинин – или опять буркнул?

– Почему за сто двадцать тысяч поколений, проживших на земле, человечество набралось ума меньше, чем должно бы?

Теперь Рябинин смотрел на Валентина Андреевича и молчал, сбитый с толку. Заместитель прокурора города, гроза следователей, сухой, сухощавый, моложавый, всегда затянутый в хрустящие одежды, хотел с ним поговорить на свободную тему. Тут, на судилище, при посторонних. Что известно о нем еще? Иногда он ложился в больницу – извлечь очередной осколок. У него трое взрослых сыновей. Говорили, что он дважды отказался от повышения…

– Потому что научно–технические новинки перенимаются легко, – не дождался Валентин Андреевич ответа Рябинина. – Молодому человеку очевидно, что электрическая лампочка лучше свечки, а автомобиль лучше лошади.

– Берут папину машину, но не папин опыт, – вставил Рябинин.

– Совершенно верно. А в морали и философии они начинают от пещеры.

– Если начинают, – вставил теперь Беспалов, отрешившись от натертых паркетин.

– Если начинают, – согласился Валентин Андреевич. – Отсюда скачок в науке и технике и отставание в духовной жизни. Так есть ли смысл пренебрегать гуманитарным опытом поколений?

Рябинин об этом уже думал, об этом уже с кем–то спорил.

– Его невозможно взять, – сказал он.

– Почему же?

– Ни один роман о любви не заменит самой любви.

Антимонин почему–то рассмеялся. Валентин Андреевич глянул на него, потом на часы и сделался заместителем прокурора города:

– Так. Все, товарищи.

– Как все? – опешил Васин. – А что же с Рябининым?

Заместитель прокурора города помолчал, остановив ничего не выражающий взгляд на Васине, отчего тот суетливо закрыл папку с бумагами.

– Андрей Дмитриевич, переписать номера купюр мог только человек, который держал их в руках. Кто?

– Копытко.

– Ему переписывать незачем: он сообщать не собирался и взятку отрицает.

– Жена, родственник, приятель, – предположил Антимонин.

– Значит, мы должны допустить, что у Копытко есть очень близкий человек, которому этот Копытко сказал, что идет давать взятку. Допустить, что этот близкий человек потихоньку от Копытко переписал номера купюр. Допустить, что Копытко видел, как Рябинин прятал деньги в собрание сочинений Тургенева, именно в четвертый том. Допустить, что Копытко все это рассказал близкому человеку. Допустить, что близкий человек решил посадить Копытко, поскольку взяткодатель тоже преследуется законом. Так?

– Вряд ли, – сразу согласился Антимонин.

– Да, вряд ли. Скорее всего, это сделал человек, который толчется в канцелярии и слышал о деле Копытко. Думаю, когда Рябинин закончит дело Калязиной, человек этот найдется. Номера купюр переписывают не тогда, когда дают взятки, а когда замышляют провокацию.

Вероятно, Валентин Андреевич ждал каких–то ответных слов, но все молчали, еще не найдясь после столь быстрого и определенного решения дела.

– И еще, уважаемые психологи. Неужели истинный взяточник не приготовил бы версию, откуда взялись деньги в его книге? Все, товарищи…

Рябинин вышел первым. Свет дневных коридорных ламп, смешанный с оконным, показался ему лесным туманом, зовущим в свою глубину, к выходу. Или он наполз в прокуратуру еще с утра? В этом тумане плавают люди, те самые, с которыми ему выпало счастье жить на одной планете и в одно время. Вот проплыл Антимонин, блеснув на прощанье добротными зубами. Проплыл Васин, тихо и загадочно, как «Летучий голландец». И сам он плывет, опьянев от чего–то. Как выпил стакан сухого вина. Жизнь его напоила.

– Сережа, привет! – Это выплыла из туманного закоулка Демидова – откуда она тут? Из туманного закоулка.

– Мария Федоровна…

– Сережа, с тебя заметка в стенгазету.

– Будет…

– Поедемте, у меня машина, – сказал Беспалов.

– Какой марки? – заинтересовался Петельников, материализуясь из того же тумана.

– «Москвич».

– А у меня райотделовская «Волга», которая посвободнее.

– Только с юмором, – попросила Демидова.

– Ага, что–нибудь с таким названием, «Как я брал взятку», – посоветовал инспектор.

– А «Москвич» не хуже «Волги», – обиделся Беспалов.

– Жрать хочется, – заключила Мария Федоровна.

– У него дома есть свежие грибы. – Петельников кивнул на Рябинина.

– Если сделать в сметане… – замечтал вдруг Беспалов.

– А сверху красным перчиком, – поддержал инспектор.