Не от мира сего

- Но ООН — всего лишь политический орган! — возразил Глеб. — Как народы могут позволить, чтобы глава одной религии исключительно представлял все остальные?

- Я думаю, им непременно понадобится этакий всемирный авторитет, вроде Папы Римского, — ответил Евгений.

И Глеб вспомнил, что его наставник по джорданвилльской семинарии, архиеп. Аверкий, высказывал те же опасения. Он находился в духовном родстве с одним из пророков XIX века, свят. Феофаном Затворником, предрекавшим катастрофическую русскую революцию. Не удивительно, что владыка Аверкий пришел к таким выводам об апокалиптическом веке и его духовном обмане. Но слышать такое из уст американца казалось, по меньшей мере, странным, особенно в 1961 году, когда православные учения на Западе были известны очень немногим. Глеб поинтересовался, исповедывал ли Евгений Православие.

- Нет, — отвечал тот, — но очень бы хотел.

Вспоминая эту первую встречу, Глеб написал: «Говорил он ясно и очень сдержанно. Был замкнут и необычайно спокоен. В нем чувствовалось благородство. Я ощутил, что эта душа живет в Боге и уже хорошо усвоила первую ступеньку «Лествицы» св. Иоанна — «отречение от мира». Как выяснилось позже, он умер для мира, порвав со всеми соблазнами и естественными стремлениями к обычному мирскому довольству и счастью. Единственным честолюбивым желанием оставалось выкристаллизовать в своем философском уме абсолютную ценность Православия.

Тогда я еще не знал, насколько он любит Христа, видел лишь, что весь его энтузиазм направлен на поиски антихриста, который «уже в миру» (1 Ин.4:3) и заражает своим духом всю планету. Было также явно: Евгений до крайности застенчив. И я пришел к выводу, что должен сделать всё, дабы помочь ему постичь и вместить всю полноту Истины».

ГЛЕБ ПЛАНИРОВАЛ вернуться в Бостон спустя несколько недель, но чувствовал, что нельзя оставлять Евгения в таком состоянии неопределенности. Тот явно не «заигрывал» с Православием, наоборот, был чрезвычайно серьезен. На как ввести его в Церковь? У него мало общения с православной общиной, он — философ «в себе», к тому же выходец с чужбинного берега, и вряд ли сможет полностью сойтись с русскими церковными кругами. Отношения, завязавшиеся между ними во время приезда Глеба, нуждались в дальнейшем развитии. Но кто‑то иной должен был помочь Евгению сблизиться с Церковью.

Незадолго до отъезда Глеба из города его новые русские друзья по Сан–Франциско устроили ему прощальный вечер и преподнесли небольшой подарок. Открывая его, Глеб объявил: «У меня тоже есть кое‑что для вас. Вы знаете, что я приехал сюда, на западное побережье как миссионер — вдохновить людей идеями Православия. Но я не хотел бы служить только русским — для них задача лишь вернуться в Церковь. Православие принесено в Америку, и сейчас можно преподать его американцам. Это поможет не только им, но и нам, кто уже в Церкви. Недавно я познакомился с одним из них, интересующимся Православием. Зовут его Евгением. Это и есть мой дар. Все мы — близкие друзья, и я хочу, чтобы вы помогали ему и направляли. Я заронил семя, а вам его взращивать».

Они пообещали ему исполнить пожелание, и Глеб попросил одного из молодых людей, Димитрия Андрэ де Ланжерона, уделить Евгению особое внимание. Тот согласился.

Устроив всё таким образом, Глеб вернулся поездом на восточное побережье. Приехал в Свято- Троицкий монастырь в день поминовения преп. Германа Аляскинского (13/26 декабря), где его встретил о. Владимир, который немедленно отслужил панихиду Преподобному. Так завершилось паломничество. Глеб опять оказался дома, в Бостоне.

Евгений тем временем жил у своих родителей в Кармеле. Посещал литургии в церкви преп. Серафима в Монтере, куда ровно два года назад его привела Алисон. На этот раз, возможно, благодаря Глебу, он ближе сошелся с Православием, преодолел свою застенчивость и познакомился с о. Григорием Кравчиной — своим первым священником. Тот вырос приюте, полным сиротой, в Почаеве, на Украине, под сенью знаменитой Почаевской Лавры. Смиренный, богобоязненный, он оказался дальним родственником о. Адриана. Служил сейчас в Монтере, где ему было откровение преп. Серафима Саровского — назвать церковь в честь этого святого.

В конце 1961 года Евгений возвратился домой в Сан–Франциско. А в 1962 году, на праздник преп. Серафима (2/15–го января), написал Глебу письмо в Бостон. Это послание хорошо передает его мысли и чувства в то время:

Только что вернулся из Кармела, где провел западное Рождество с родителями. Кармел, если ты слышал, находится в 120 милях вниз по побережью. Место красивейшее, около океана, посреди сосен и кипарисов. Это — большая колония богемных художников и поэтов, а сейчас довольно «модное» местечко для состоятельных людей с определенными культурными запросами. Здесь так и разит «ароматной» светскостью.