Не померкнет никогда…

— Очень долго наблюдал. Людей там нет. Одна собака пробежала. Потом одна женщина на огород зашла, и больше людей нет.

— Попрятались, наверно, все. А немцы в деревне есть?

— Нет.

— Странно. Что еще видел?

— Когда полз назад, видел орудия, в окопах стоят, и расчеты видел. Это вот там, справа от нас, — указал рукой Кунанбаев.

— Какие орудия, противотанковые? — попытался уточнить Барбашов.

— Нет, скорее гаубицы. Стволы совсем кверху.

— Похоже, это полковая артиллерия на позициях, — определил Барбашов. — Значит, передний край у них правее от нас проходит ближе к реке. Вот почему в том направлении и стрельба слышна глуше.

Несколько минут Барбашов молча, сосредоточенно разглядывал карту. Потом аккуратно свернул ее, как делал это всегда, убрал в полевую сумку и огляделся. В вечернем небе над рекой вереницей летели гуси. Заходящее солнце обдало их холодным, тускнеющим румянцем. И от этого крылья и грудки птиц заалели. Гуси летели, то опускаясь, то поднимаясь и оглашая окрестность тревожными криками. Похоже было, что они кого-то искали, кого-то звали, но не могли дозваться и летели дальше. Стрельба, как показалось Барбашову, немного стихла, но, как только птицы появились над лесом, возобновилась с новой силой. Ударил пулемет. На фоне туч мелькнули колючие огоньки трассы. Стая сразу же смешалась. Трасса качнулась и подвинулась к птицам ближе, потом резанула клубящийся в воздухе живой хоровод пополам и уже не угасала до тех пор, пока птицы не разлетелись в разные стороны.

Барбашов взглянул на бойцов. Приподнявшись на руках, они с тревогой наблюдали за тем, что творилось в небе. Только тогда, когда последние птицы скрылись за деревьями и пулемет, сердито гавкнув, словно собака, замолчал, бойцы облегченно вздохнули.

— Так ведь и думал, что сшибут. Аж дух захватило, — взволнованно проговорил Ханыга. — Вот сволочи, гуся им нашего подавай!

— Подавились бы они этими гусями! — сквозь зубы процедил Барбашов. — А я смотрел на этих птиц и почему-то наших ребят вспомнил. И Федора Васильевича, и Чиночкина, и ростовчанина, и тех остальных. А почему — не знаю.

— Да, скольких мы потеряли, — вздохнул Ханыга. — А какие были хлопцы… Я вот иногда думаю. Ну почему так получается? Разные гады на земле живут, а хорошие люди, значит, гибнут?

— Детский это вопрос. Хотя и мне он не раз на ум приходил, — сказал Барбашов и встал. — Пойдемте. Последний бросок остался. Через пару часов у своих будем. Ноги, товарищи, на месте не стоят.

Бойцы проворно поднялись за своим командиром.

Солнце село, и над землей сгущались мерцающие голубизной сумерки. Дохнуло сыростью. Из-за леса донесся гул танков. Было похоже, что немцы готовятся к ночному броску и предварительно стягивают в низине свои силы. Бойцы, пригибаясь к земле, пробирались вдоль кустов, густо разросшихся по опушке молодой березовой рощи. Шли гуськом, друг за другом, впереди Барбашов, за ним Ханыга, последним — Кунанбаев. Шли, чутко прислушиваясь к далеким и близким шорохам, напряженно вглядываясь в мерцание теней, волнами перекатывающихся от опушки к полю и дальше над золотистыми усами полутораметровой вызревшей за лето ржи.

Гул танков нарастал. Барбашов прибавил шаг. Надо было во что бы то ни стало опередить немцев и незаметно скрыться во ржи. Подошли к краю опушки. На фоне зари ломаной линией мелькнули крыши домов. Миновали кусты. И в тот же момент с противоположной стороны опушки на дорогу вывалился танк, угловатый и приземистый, с короткой пушкой и черным крестом на борту. Он двигался на большой скорости, оставляя за собой шлейф дыма и грязи, непрерывно вылетающих из-под гусениц.

Барбашов с досадой поморщился.

«Не успели малость», — подумал он и обернулся к бойцам.

— Ложи… — хотел было скомандовать он. Из танка вырвался короткий всплеск огня. В спину Барбашову ударило чем-то горячим и острым.

«Что это? — подумал Барбашов и схватился за ветки. — Но ведь и раньше стреляли. Ведь свои совсем рядом…»

Боль обожгла тело с новой силой и безжалостно бросила Барбашова на землю. До слуха донесся дробный звук пулемета. «Значит, я ранен! — мелькнула догадка. — Но ведь мы же почти у цели!» Он попытался приподняться на руках. Но руки не сдержали ставшее вдруг непомерно тяжелым тело, и он ткнулся лицом в траву. Тогда он попробовал приподнять голову, чтобы увидеть бойцов. И тоже не смог. Голова налилась свинцом. Но Барбашов не сдался. Он сжал пальцы, напряг руки, превозмогая боль, повернулся на бок и глянул перед собой. Ханыги и Кунанбаева не было видно. Перед глазами плыли большие красные гуси. «Откуда они здесь?» — невольно подумал Барбашов и вдруг понял, что это вовсе не гуси, а знамена. Необозримое море развевающихся красных знамен. И только нет среди них Почетного революционного Знамени ЦИК, врученного 24-й Железной дивизии.

— Оно здесь! Оно у меня! Ханыга! Кунанбаев! Да возьмите же его! — собрав последние силы, закричал Барбашов.

Но его никто уже не слышал. Рядом с ним, уткнувшись лицом в траву, лежал Ханыга. Чуть поодаль, раскинув руки, будто в последний раз меряя землю, навечно успокоился Кунанбаев.