Не. Прикасайся ко мне

Дверь на кухню открылась, и вышел Камерон. Его каштановые волосы были длиннее, чем при последней нашей встрече. На нем был передник, а в руках он держал две тарелки, которые, сохраняя равновесие, нес парочке у окна. Своим низким голосом он спросил обоих, может ли сделать для них что-нибудь еще, а потом подошел к нашему столу.

– Привет, Сага. – Удивительно, что он еще помнит меня. Возможно, у него в памяти осталось происшествие с кофе…

– Привет, – нерешительно ответила я. Не испуганно, а лишь немного взволнованно. Рядом с Меган было практически невозможно чувствовать страх.

– Где ты оставила Апрель? – спросил Камерон, и, хотя я по-прежнему боялась его, мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не ухмыльнуться. Почему он до сих пор не попросил Апрель о свидании, ведь так очевидно, что он в ее власти?

– Она с Лукой поехала к своим родителям.

– Верно, она мне рассказывала. – В его голосе чувствовалось разочарование. – А ты во время праздников остаешься здесь?

Я кивнула:

– Меня навестила Меган. – Я указала на нее, чтобы отвлечь от себя внимание Камерона.

Широкая улыбка появилась на лице Меган. Она нагнулась вперед и бесцеремонно скользнула взглядом по телу Камерона:

– Привет, секси, шикарный фартук.

О боже! Я закатила глаза и закрыла руками лицо. И, судя по цвету щек Камерона, он охотнее всего сделал бы то же самое.

Он кашлянул.

– Спасибо? – Это прозвучало как вопрос. – Я как раз пеку брауни.

Меган усмехнулась:

– Как традиционно.

– Э, да.

– Ты уже знаешь, чего хочешь? – поспешила я на помощь Камерону, прежде чем Меган вошла во вкус. Не понимаю, как она это делала, но она могла вызвать смущение даже у порноактера.

– Сэндвич с хумусом, сырный маффин и чашку кофе, предпочтительно с миндальным молоком. Соевое молоко тоже сойдет, но если их нет, я возьму черный, как моя душа.

Камерон кивнул и посмотрел на меня.

– Я возьму спецнабор ко Дню благодарения.

– Сейчас сделаю.

Мы посмотрели вслед Камерону, при этом Меган надолго задержала взгляд на его заднице. За стойкой он нажал несколько кнопок на кофемашине, а потом снова исчез в кухне.

Меган наклонилась ко мне над столом:

– Это и есть Камерон?

– Да. Я, по крайней мере, знаю только одного.

– Вау! – Она бросила взгляд через плечо в направлении кухни. – Я восхищаюсь самообладанием Апрель. Будь я здесь не ради тебя, я бы на коленях умоляла его пойти со мной на свидание. – Она помедлила. – С другой стороны, свидание – это лишнее, если я и так уже на коленях.

– Меган! – крикнула я со смехом, но в то же время возмущенно, благодарная за то, что кафе было таким пустым.

– Что? – Она равнодушно пожала плечами. – Это ведь правда.

– Ты невозможна.

– Я знаю, но сейчас я серьезна. Между Апрель и Камероном действительно ничего нет?

Я пожала плечами:

– Камерон до сих пор не спрашивал ее, хочет ли она с ним встречаться. И она никогда бы не сказала «да», пока работает на него.

– Она могла бы уволиться. Ты говорила, что у нее есть деньги.

– Да. Но, я думаю, невозможность отношений с начальником – только отговорка.

– Почему ты так считаешь?

– Не знаю, но, кажется, Апрель не интересуется свиданиями. Она очень красивая, милая и умная и окружена на занятиях парнями, которые постоянно приглашают ее на вечеринки. Но она практически никогда не ходит.

– Может, ей нравятся женщины?

– Не думаю, – возразила я. Я предполагала, что причина ее сдержанности заключалась в той ночи, когда она потеряла невинность, но я не рассказала об этом Меган. Это была не моя история.

Камерон вернулся из кухни, в этот раз без фартука. Прежде чем подать сэндвичи и маффины, он поставил на наш стол напитки. За это время он не сказал ни слова. То ли из вежливости, так как не хотел прерывать наш разговор, то ли из страха дать Меган возможность подразнить его.

– А как твои дела? – спросила я и разрезала свой сэндвич пополам. – Есть в твоей жизни кто-то, о ком мне следует знать?

Она взяла с хлеба кусочек помидора и протянула мне.

– Нет. Я познакомилась в Нью-Йорке с двумя-тремя людьми, но все они художники.

– Ты тоже художница.

– Да, но я не такая эгоцентричная и высокомерная.

Она надкусила сэндвич и прожевала, прежде чем продолжить.

– Они все воспринимают слишком серьезно. И даже когда утверждают, что искусство – это что-то субъективное, они хотят все время слышать лишь похвалу и перестанут с тобой спать, как только ты им скажешь, что считаешь их скульптуры дерьмом.

Я фыркнула:

– Если ты говоришь им это в лицо, я могу их понять.

– Возможно. Но ты только представь – склеенные VNS-кассеты как ретроспектива девяностых. Это называется фантазия?!

В моих ушах это прозвучало как классная идея, но я не стала дискутировать с Меган об искусстве. Хотя я уже много лет слушала ее монологи об этом, я большую часть времени не имела представления, о чем она говорит. Картины, скульптуры или искусство перфоманса не поддавались моему пониманию. Когда я видела предмет искусства, я могла сказать, нравится он мне или нет, но не более того.