Маленькая склянка, наполненная жидкостью, чистой и прозрачной, как слеза, неумолимо падала в чёрную бездну. Настолько глубокую, что даже лучи солнца тонули и терялись в ней. Хотя какое там солнце в Смоляных горах то? Как и какое там дно в пропасти, прозванной Обрывом скорби, к краю которой даже приблизиться боялись, не то чтобы вниз глянуть.
А хрупкая бутылочка всё падала и падала, пока вдруг со всего размаха не налетела на выступ, напоминающий коготь на лапе огромного хищного зверя. Наскочила и мгновенно зашлась трещинками, словно паутиной обернулась. И моментально разорвалась на мелкие кусочки, брызнув мириадами серебряных звёзд вверх, вниз и в разные стороны.
Подобно крохотным светлячкам в небе, звёзды засуетились, заметались, а потом успокоились и медленно закружили в волшебном танце, оседая кто на изломе в скале, кто на носу у любопытной горной ящерки, кто просто на покрытых песочной пылью камнях. А те, что продолжали падать, подхватил холодный ветер, встряхнул, запутал в своих вихрях и разбросал по разным концам обрыва: кого – вправо; кого – влево. Проснись кто в столь ранний час и выгляни на улицу, подумал бы, что небо устроило звездопад: столько ярких сверкающих брызг было вокруг.
А серебряный хоровод не останавливался и продолжал, кружась, опускаться. Туда, где царила непроглядная мгла, где день изо дня было промозгло и сыро, и жизни не было никакой. Настоящее логово смерти – повсюду темень и невыразимая печаль.
Два «светлячка» осели на чёрно-бордовую лужицу и растворились в ней. К ним присоединились ещё два, а следом посыпался целый ворох, словно в разгар праздника вытряхнули из мешка мерцающее конфетти. Серебряный дождь смешался с грязью, пропитанной кровью, подсветил розовый камушек в золотой оправе, которому красоваться бы на пальце счастливой невесты, а он по воле случая закатился под вросший в земную твердь валун, и бережно коснулся мёртвого тела, распластанного по земле. Волшебная пыль мелкой моросью осела на длинных ресницах, густых бровях, бледной коже и ничем неприкрытых ранах. И раны вдруг принялись затягиваться, к щекам хлынул румянец, и на последних падающих звёздах, словно по взмаху волшебной палочки, сердце внезапно дёрнулось и зашлось слабым, но мерным стуком. Эйгон сделал глубокий вдох и открыл глаза.
***
На башмаки было не плевать – их Арлина подхватила в первую очередь, когда ветром вылетела из хода в башню в пустой кабинет.
Мартан и там всё перерыл: бумаги и письма были разбросаны по полу; гобелен с потайной дверцы был содран и валялся затоптанный в углу у окна. Оставшиеся при принце стражники лежали на ковре в обнимку с мечами и острыми пиками и громко храпели. Когда проснутся, первым делом будут уверять себя и друг друга, что всё произошедшее – кошмарный сон. А затем посмотрят по сторонам и сделают нужные выводы. Ещё и Мартан поможет: оживит воспоминания, преподаст всё в нужном ему свете и красках, и держись, Арлина! Второго шанса сбежать точно не будет.
Высокие двери, ведущие на улицу, распахнулись, и Арлина зажмурилась. Всё вокруг искрилось, как искрится первый снег, чистый и нетронутый даже лапами белок. Но снега не было – сплошная подмороженная грязь и камни. Но даже последние блистали так, будто не простыми булыжниками были, а роскошными бриллиантами.
В любое другое время Арлина замерла бы на месте и полюбовалась волшебной красотой. Сейчас же ей пришлось вдохнуть холодный воздух и броситься бежать по кривой, обрывистой дороге в сторону голого, но дремучего леса. Надо успеть затеряться среди деревьев, пока солнце ещё не слишком высоко. И даже лошадь отвязывать не было времени – лучше выкроить лишние секунды и нырнуть скорее в чащу, и попытаться найти укрытие.
Деревья мелькали с завидной скоростью. Колючие сухостои обдирали ноги и руки, но Арлина не чувствовала боли. Осядь она на землю, переведи дыханье и отдохни, может, взгляд упал бы на царапины на коже, и боль дала бы о себе знать. Но любая остановка могла стать роковой: Мартан в покое её не оставит и, наверняка, уже взялся прочёсывать всё в округе. Но, даже если удастся от него скрыться, то что дальше? Куда податься? Кого просить о помощи? Отец в ловушке – к нему не подступиться, ему никак не помочь, а друзей никого нет. Может, Лавиндеры? Худо-бедно, но Максимилиан её знает… Но идти в Солнечную бухту пешком без корки хлеба за пазухой было сродни безумию. Однако любое безумие не казалось и близко таким страшным, как вероятность вновь оказаться в плену у Мартана. Во второй раз цепи будут прочнее, и Арлине придётся навеки стать его игрушкой.
Только вот сколько ни беги, рано или поздно ноги начинают подкашиваться, силы покидают, а солнце, как назло, всё быстрее и быстрее поднимается из-за гор, лесная чернота расступается, и хорошо становится видно, что там мелькает среди деревьев.