Не пытайтесь это повторить

Миновав сумеречные пригороды и ряды аккуратных дачек, "Лада" с легким шуршаньем шин подкатила к громадным кованым воротам. Над ними литыми позолоченными буквами вилась надпись "Новоспасское кладбище". Буквы подсвечивались двумя фонариками и на фоне чернеющего неба смотрелись несколько инфернально.

— Приэхали, — немного нервно сказал водитель.

Еще бы! Занервничаешь тут, когда тебя просят приехать на кладбище в половине одиннадцатого ночи!

— Вы никуда не отъезжайте, — вынимая из сумочки двести рублей и протягивая их водителю, заговорила Юля. Глаза ее при этом фиалково поблескивали. — Вы нас дождетесь и отвезете обратно.

— Дождусь и отвэзу обратно, — механически повторил водитель, принимая сотенные бумажки и пряча их в барсетку. Глаза его немного остекленели. Он получил коан, и теперь все его мысли будут вертеться вокруг этого коана.

Мы вышли из машины. Роскошные кованые ворота кладбища в такой час, конечно, были заперты. Но рядом лепилась будочка привратника, а возле нее — небольшой проход, перегороженный обычным шлагбаумом.

— Ох, люблю я шлагбаумы, — хмыкнула Юля, вспоминая что-то из своей прошлой жизни.

Она деликатно постучала в хлипкую дверь будочки. Дверь отворилась, и на пороге появился старичок. Был он оборотнем, и в давние времена довольно известным. В девятнадцатом веке он наводил ужас на окрестности Щедрого, охотясь на овец, коз и даже людей. На него устроили облаву свои же соплеменники, поймали и приговорили к пожизненному заключению без права перекидываться. Но в девяностых годах двадцатого века старичка выпустили из тюрьмы за примерное поведение и устроили работать на кладбище. Он теперь ни на кого не охотился. Предпочитал маринованные баклажаны, сою и капусту брокколи.

— Благословенны будьте, — вежливо поклонилась старичку Юля.

— И вам благословение, светлая ведьма. Вам и вашим друзьям, — в ответ прошамкал старичок. — Что привело вас сюда в этот час?

— Моей подруге. — Юля указала на меня, — пришла пора посетить собственную могилу.

— А-а, умертвие, — понимающе кивнул старик, — Тогда я вас пропущу. Вампиры тоже с вами?

— Да, с нами.

— Надеюсь, вы будете вести себя прилично.

— Разумеется.

— У нас ведь тут вандалы объявились, — посетовал старик. — Разрушили два могильных памятника. Милиция искала, да что там…

— Какой ужас, — искренне посочувствовала Юля. — А к ведьмам обращались?

— Ведьмы дорого берут за такую работу, — вздохнул оборотень, — Вот если бы вы, госпожа…

— Я? — на миг задумалась Юля. — А почему бы и нет? Хорошо. Я попытаюсь найти этих вандалов и примерно наказать. А сейчас пропустите нас на кладбище.

— Конечно, конечно, — засуетился старик. — Вас, может быть, проводить?

— Нет, спасибо, я знаю дорогу, — улыбнулась я.

Шлагбаум со скрипом поднялся, и мы ступили на кладбищенскую землю.

И сразу на нас обрушилась тишина, как будто невзрачный шлагбаум отсекал все звуки внешнего мира.

— Куда идти, Тийя? — негромко спросила Юля.

— Сначала по главной аллее. Вот сюда.

Я взяла Юлю под руку, она приняла это как само собой разумеющийся факт, и мы пошли по гладко вымощенной главной аллее. Вампиры молча двигались следом. Эстрелья не расставалась с ненюфарами, и это, по всей вероятности, не нравилось Алариху. Он вообще был на взводе и дулся. Поэтому и молчал, как чопорный инглишмен.

По обе стороны от главной аллеи тянулись бесконечные ряды могил, осененных крестами или укрытых гранитными плитами. Щедрый — город небогатых людей, поэтому помпезные статуи в виде рыдающих ангелов или скорбящих дев встречались редко. То и дело попадались дорожки, ведущие в глубину кладбища, в переплетение склепов и могил.

— Нам сюда, — сказала я, и мы свернули на неширокую боковую дорожку, выложенную гранитной плиткой.

Могилы и кресты стали ближе. Дорожка иногда сужалась, и мы порой почти задевали руками выкрашенные серебряной краской оградки. Нечаянно мы спугнули несколько привидений (одно — привидение крошечного младенца), и они растаяли на фоне украшающегося первыми звездами неба.

Наконец у меня возникло такое чувство, будто я возвратилась домой.

Что ж, так оно и было. Мы стояли перед мраморной плитой, на которой были выбиты мои прежние имя, фамилия и годы жизни. А еще строчка из моего любимого стихотворения: "Не будет меня, но останутся звезды".

— Вот мы и пришли, — для чего-то объявила я. Все всем и так было понятно.

Эстрелья подошла к надгробию и молча закрыла слова "останутся звезды" букетом злосчастных ненюфаров.

— Спасибо, — прошептала я.

Все отошли на шаг, словно понимая, что мне надо немного побыть одной. Я опустилась на колени и коснулась кончиками пальцев надгробной плиты…

…И словно перенеслась в тот день, когда были совершены похороны. Мои похороны.

Совершенно неуместно ярко светило солнце, и наша погребальная процессия казалась черной гусеницей, попавшей из глубокого темного подвала на чистый лист бумаги. Кричали сороки, в кустах бузины до смертной головной боли трещали воробьи, а мы шли тихо, словно воры, забравшиеся в дом, полный спящих хозяев. Процессию не сопровождал ни оркестр (упаси боже!), ни священник с певчими.