Не пытайтесь это повторить

Многочисленные родственники, собравшиеся на мои похороны, шли с несколько ошалелым видом. Вероятно, у них не укладывалось в голове то, что я сама иду рядом с собственным гробом и поддерживаю под руку негромко плачущую маму.

Наконец наша процессия остановилась возле свежевырытой могилы. Разрытая земля была деликатно прикрыта полотнищами искусственной газонной травы, и эта зелень приятно радовала глаз, хоть и была ненастоящей, Гроб поставили на небольшое возвышение, рядом примостили обитую лиловым бархатом крышку. В гробу лежала большая кукла с фарфоровым личиком, золотыми роскошными кудрями и в подвенечном платье. На платье куклы было кривовато вышито "Елизавета".

Кукла изображала меня.

— Кто хочет сказать несколько слов о покойной? — негромко спросила распорядительница похорон.

Вперед вышел папа. Он посмотрел на меня, потом в гроб.

— Милая моя девочка… — сказал он, а в глазах блестели слезы. — Вот и подошел к концу твой земной путь. Мы часто ссорились с тобой, но отныне… Отныне ссор не будет. Это я заявляю как отец. Я всегда любил тебя и буду любить.

Он пошатнулся, и к нему сразу подошел двоюродный дядя с ваткой, смоченной нашатырным спиртом. Папа разрыдался, и его увели, посадили на ближайшую скамеечку.

Теперь настала очередь мамы. Она нетвердыми шагами подошла к гробу. Заглянула внутрь, побледнела, отшатнулась.

— Так будет лучше, — пробормотала она. — До свидания, милое мое дитя.

Гроб забили крышкой. Хорошо, что мне не пришло в голову выступить с речью на собственной могиле, хватило такта.

Потом все было как обычно. Гроб опустили, все бросили по горсти земли на крышку, а следом пара могильщиков все живенько закопала. Над могильным холмом повисла тишина.

— Идемте, — первой нарушила тишину мама, — помянем нашу девочку.

Распорядительница повела нас в небольшое местное кафе, где уже были накрыты столы для поминального угощения. Я проводила родителей и родственников, а сама вернулась на свою могилу. Я бездумно стояла над ней и размышляла: вот теперь у меня начинается новая жизнь…

Жизнь?!

А если не жизнь, то что?!

Вдруг у меня сильно заломило в затылке. Я задрожала так, как будто замерзала. А потом поняла, я дрожу не от холода, нет. От невыносимого жара.

Я обернулась. В двух шагах от меня стоял священник и с какой-то жалобной печалью смотрел на мою могилу.

— Кого здесь похоронили? — наконец спросил он.

— Меня, — ответила я резко. Слишком резко.

Священник внимательно посмотрел в мои глаза. Потом протянул грустно:

— Ах вот оно что… Еще одна душа бесприютная.

Я разозлилась:

— А вы, конечно, это осуждаете?

— Что осуждаю?

— Жизнь после смерти.

— Жизнь после смерти будет по Втором Христовом Пришествии. Тогда восстанут сущие во гробах и все преподобные возрадуются, как говорит псалом. А это разве жизнь? Так, существование.

Меня переполняла боль и горечь.

— А где была ваша Церковь, когда я мучилась и умирала?!

Он подумал и сказал:

— Не потому ли ты мучилась и умирала, что не знала, где была наша Церковь?

Я примолкла, срезанная этим ответом. Молчала и разглядывала священника. Был он далеко не молод, бородат, полноват и одет не роскошно. Его темно-фиолетовая ряса выглядела более чем скромно.

— Послушай меня, девочка, — сказал священник. — Когда тебе станет невмоготу от твоего нового существования, приди в церковь великомученика Димитрия Солунского, спроси отца Емелиана.

— И что? Вы меня убьете?

— Помилуй бог. Я тебя отпою. По-человечески, по-христиански.

— Спасибо, не надо!

— Ну смотри сама.

И священник, развернувшись, медленно пошел прочь. В руке его тихо позвякивало кадило…

А я смотрела ему вслед.

…Все это вспомнилось мне сейчас, когда я касалась руками своей могилы. Я потрясла головой, приходя в себя. С этими воспоминаниями в меня словно влились новые силы. Я будто вновь и вновь говорила тому священнику: "Нет". Я существую. И буду существовать!

— Все, — сказала я своим спутникам. — Концерт окончен. Идемте отсюда.

— И верно, — поддакнула Эсси. — Что-то здесь неуютно.

— И на дуэль можем опоздать, — напомнила коварная Юля.

Мы распрощались с привратником-оборотнем и сели в такси. Юля послала водителю новый коан, и тот резво сорвал свою машину с места. Ехали мы в Водопьяновский парк.

На дуэль.

Всю дорогу Эстрелья уговаривала Алариха примириться с Тропилиным.

— Зачем тебе эта дуэль, Алли? — горестно вопрошала она, прижимая его ладонь к своей высокой груди. — Ты хочешь убить человека из-за какого-то жалкого букета?!

— Он был дерзок, — упрямо бычился Алли, но ладони не отнимал. Скорее наоборот. — Я никому не позволю так смотреть на мою девушку!

— В общем, полный бред, — заключала Юля. — Повеселимся от души!

Я не разделяла ее оптимизма.

В половине двенадцатого ночи мы оказались в Водопьяновском парке. На большой поляне. К нам сунулись было сатанисты, но, поскольку на этот раз мы превосходили их числом, да еще Юля создала мощный плазмоид, быстро отстали. Мы разместились на скамейках на краю поляны. Было прохладно и безветренно, — Какая погодка-то для дуэли — закачаешься! — радостно сказала Юля.

— Прекрати! Нашла чему радоваться! — набросилась на нее Эстрелья.