Не расстанусь с Ван Гогом

В Москве Саша заскочил в банк, оплатил проценты по кредиту за три месяца вперед, сказав, что уезжает на съемки нового фильма. Зашел к соседям попросить присматривать за квартирой. Отдал комплект ключей, вернулся к себе, начал собирать вещи. Вскоре в дверь позвонил сосед. Заскочил в квартиру и сразу перешел на шепот.

– Ты на сколько уезжаешь?

Холмогоров пожал плечами:

– Не знаю, но может получиться, что надолго.

Сосед помялся и спросил:

– Не хочешь сдать квартиру на это время? Не для постоянного проживания, а так, на время, если понадобится. Платить я… то есть не я, а мой хороший приятель будет как за постоянное жилье. Он человек женатый, но у него есть девушка. По гостиницам мыкаться, сам понимаешь, рискованно, рано или поздно все раскроется, а так пришли, посидели, навели порядок и ушли. Они тихо будут тут сидеть, никакой музыки или компаний.

– Если только посидеть, то я готов помочь.

– Спасибо огромное! – обрадовался сосед. – Приятель в долгу не останется. Будет платить, сколько скажешь. Кроме того, ежели что, сможет в суде помочь, он же адвокат известный.

– Хотелось бы, чтобы не было нужды в его помощи, – отмахнулся Саша.

Но сердце его сдавило – а вдруг придется обратиться?

Перед дорогой он выспался, чтобы выехать сразу после полуночи. Багажное отделение «Ренджровера» и заднее сиденье были забиты чемоданами и сумками. Может, поэтому Саше на мгновенье почудилось, что он уезжает из Москвы навсегда, но это уже не представлялось ему трагедией. А то, что его вещи не уместятся в шестиметровой комнатенке, предоставленной ему Гореловым, и вовсе вызвало улыбку.

В последний раз он оглядел двор, не предполагая даже, на какое время прощается с ним. Хотел уже тронуться с места и тут увидел в зеркале въезжающий во двор «Бентли», прикрываемый с тыла «Геленвагеном». Что-то екнуло внутри, потому что ошибки быть не могло. И возможности исчезнуть тоже.

Обе машины остановились, из «Геленвагена» выскочил накачанный парень, подошел к окошку, за которым, положив голову на руль, ждал своей участи Холмогоров, и постучал по стеклу. После чего дернул за ручку двери и, просунувшись в салон, сказал:

– Вылезай, киллер! С тобой поговорить хотят.

В салоне «Бентли» висел полумрак. Если бы не фонари за тонированными стеклами, было бы не разглядеть, с кем Саше придется разговаривать. Хотя он и без того не сомневался, что приехал сам Багров.

– Что у тебя нового? – спросил банкир, после того как его водитель вышел.

– Был у Нади.

– Мне об этом уже доложили. А дальше-то что? Сколько раз ты ей позвонил из Москвы?

Холмогоров лишь пожал плечами.

– Ни разу, – констатировал Багров. И повторил: – Ни разу! Чего ты тянешь?

– Я не тяну. Просто нельзя нахрапом действовать, можно все испортить. И потом, я же не знаю, что вам нужно.

– Мне? – переспросил банкир.

– Просто если бы я знал конечную цель…

– Значит, так, – произнес банкир, – ты должен забрать у нее одну вещь. А если твоя жена не хранит ее у себя дома, то должен разузнать, где она.

– О какой вещи речь?

– Меня интересует одна картинка.

– У Нади нет никаких картин… Есть только копия Гогена… простите, Ван Гога.

– Копия, – подтвердил Багров, – ну да, именно копия. Она-то мне и нужна.

– Тогда я без труда смогу принести ее вам в ближайшее время.

– Без труда любой дурак может, а ты должен потрудиться. Нужно, чтобы она сама подарила ее тебе и документ дала, то есть обязательно у нотариуса заверила дарственную.

– Так это настоящий Ван Гог? – не поверил Холмогоров.

– Настоящий, не настоящий! – разозлился банкир. – Гог-Магог! Плевать мне на них всех вместе взятых! У меня есть покупатель на эту мазню, который готов платить, но только не за ворованную вещь. Потому что он солидный человек и не хочет, чтобы его считали барыгой, скупающим краденое. Теперь понял, кому ты обязан жизнью?

– Ван Гогу? – растерялся Саша.

– Дурак же ты, артист…

Даже в сумраке было видно, с какой брезгливостью скривился Багров.

– Мне ты жизнью обязан, урод!

Банкир даже ладони о брюки вытер, словно только что ему подсунули в руки червяка или жабу.

– Я понял, – послушно кивнул Холмогоров.

– Ну а если понял, то кати, куда намылился. Только не забудь: картину ты должен мне принести как можно скорее. Я обычно никогда никого не прошу и тебя умолять не собираюсь. Сделаешь – получишь мое прощение. Нет – тогда уж не взыщи. А если при этом пострадает твоя бывшая жена, весь грех на тебе будет.

– Я понял, – повторил Александр.

– Тогда все. Езжай осторожно, не гони и правила не нарушай.

Глава 8

Радецкая умерла через неделю.

Каждый вечер до печального события Павел с Надей бывали у Елены Юрьевны. Художник ожидал Черкашину возле офиса редакции, и они вдвоем ехали в больницу. Пожилой даме становилось все хуже, больная даже говорила с трудом. Но однажды посетители застали ее на ногах – старушка шутила, что-то рассказывала о своей молодости.

Наде даже показалось, что бывшая преподавательница поправляется. Поэтому, увидев на лестничной площадке возле дверей отделения врача, вышедшего сюда покурить, спросила:

– Возможно, вы ошиблись и Елена Юрьевна проживет еще долго?