— А вон и он, Парис великолепный, что поступью своей подобен древним королям. Он в алой маске, такой же страстной, как и кровь, что кипит под его бледной кожей. Вот им двоим и суждено соединиться под брачным венцом и провести остаток жизни в любви, согласии и взаимном уважении, — кормилица махнула рукой в сторону дверей.
Там как раз входили пятеро молодых мужчин в масках. И двое из них были в алых. Кто же из них Парис? Впрочем, не так и важно. В случае чего я смогу всё исправить.
— Всё понял, не ссы, подруга, будет твоя подопечная пристроена, — подмигнул я кормилице.
— Вот и хорошо, сеньор благочестивый, тогда я со спокойной душой могу и удалиться. Да-да, пора, а то косятся на меня с серьезным видом. Пойду на кухню я, чтобы смогла проконтролировать процесс приготовления блюд для господ приглашенных. Чтобы никто не смог уйти, не утешив свой желудок…
Кормилица помчалась прочь, а мне и оставалось всех дел, что подсыпать в бокалы двум людям любовный напиток и повернуть их друг к другу. Для такого опытного диверсанта, как я, это было делом трех минут.
Они соединились в беседе под каштаном и начали плести словесную муть. Нести всю ту хрень, которую изрыгают любящие сердца. Да-да, только две чуши могут быть похожи друг на друга — бред сумасшедшего и речь влюбленного.
— Я вас коснулся рукой, простите, позвольте мне губами скрасить этот грех? — спросил парень в алой маске.
Он легко коснулся её губ своими. Так может бабочка крылом коснуться лепестка фиалки, или старый еврей дотронуться до золотой монеты.
— Строги вы слишком к собственной руке, но если вы губами искупите грех свой, то на моих губах оставите свой грех? — проговорила Джульетта.
— Прошу же вас — верните, не храните грех чужой на своих устах.
— Ах, право, я с радостью верну вам грех, чтоб вы не думали о моем положении…
Она поцеловала его в ответ. Они остались ворковать, а мне стало скучно от их речей, и я отправился бродить по дому Капулетти. В одной из комнат я услышал стоны. Вот тут и решил затормозить — что там?
Я аккуратно открыл дверь и чуть присвистнул — друг Ромео, Бенволио, развлекался там с той, в кого был влюблен его друг. Розалина, черноволосая красотка с привлекательными чертами лица охотно отдавалась ласкам Бенволио. Конечно же тот не терялся, а напористо наяривал, шаря по платью.
Я затаился за портьерой — когда ещё увидишь потрахушки исторических времен?
— Поцелуй же меня, несравненная ни с кем красотка. Коснись же губ моих своими… — проговорил Бенволио.
Губы Розалины изогнулись в улыбке и тихонько коснулись его рта. Бенволио хрипло дышал, не сдерживая своей страсти. Он сжал её в крепких объятиях. Он сжимал её до тех пор, пока ее губы и язык не принялись уверенно ласкать его губы. Он отдался этому необычному ощущению, и оно заинтриговало его.
Розалина обнаружила, что губы его были мягкими, как лепестки цветов, и в то же время твердыми. Потом поцелуй на мгновение прервался.
Язычок Розалины скользнул в рот Бенволио, дразня и волнуя его. Она как страстная потаскушка умело обрабатывала каждый сантиметр. С такой подругой и зубную щетку не надо — справится лучше тонких волосков.
Бенволио уже был не в силах сдерживаться. Со стоном Монтекки повалил подругу на подушки, губы внезапно стали жадными и настойчивыми. Он целовал ее до тех пор, пока она чуть не потеряла сознание. И это её — ту, в которую был влюблен её друг! Вот она, настоящая дружба!
Заметив, что Розалина уже дышит тяжело, он оторвался от ее губ и лег рядом с ней. Розалина почувствовала, как его губы, горячие и влажные, требовательные и страстные, медленно-медленно движутся вниз, вдоль ее шеи. Бенволио дернул декольте вниз, и оно послушно сползло, обнажая сокровенное. Две груди чуть колыхнулись перед его глазами.
Он посмотрел в её подернутые поволокой глаза, застыл на миг, наслаждаясь зрелищем. Затем губы его еще медленнее спустились к ее груди, жадно впиваясь в набухшие розовые соски. Розалина тихо застонала.
Бенволио прижался к ней еще сильнее, обхватив одну грудь ладонью. Его темноволосая голова опустилась к другой груди, он принялся ласкать ее сосок губами и языком, пока Розалина не почувствовала, как разгорается в ней желание. И тут его острые зубы осторожно сжали нежную кожу ее соска, а огонь вспыхнул во всем ее теле миллионами искр. Внезапно Бенволио с силой прижал ее к себе, и она слегка вскрикнула.
Желание становилось неудержимым.
Бенволио выпустил ее грудь и провел рукой по ткани платья, опускаясь вниз. Задрать подол было секундным делом. Розалина не надела нижнего белья, словно чувствовала, что праздник удастся. Бенволио одобрительно кивнул и провел пальцами по увлажнившимся нижним губам, безошибочно разыскал крошечную жемчужину.
— Ах, Розалина, — произнес Бенволио. — Как же ты нежно отзываешься на ласку. Я чувствую, что твой дом уже готов принять моего гостя.
Бенволио стал умело ласкать ее. Розалина постанывала, ей казалось, что она вот-вот умрет от разливающегося по всему телу наслаждения:
— Да, милый Бенволио, вот так, вот так. Мой дом готов к приему, дворецкий напрягся в ожидании.