Но внезапно Бенволио остановился и, подложив подушку ей под ягодицы, велел:
— Раздвинь ножки, Розалина. Ещё немножечко, ещё чуть-чуть. Вот так, отлично!
Бенволио скользнул вниз, к раскинутым ногам и начал языком рисовать азбуку на алой щели, украшенной кудрявыми волосами.
Розалина вскрикнула, запустила пальцы в прическу Бенволио, выгибаясь коромыслом от его ласк. Мужчина продолжал ласкать ее языком, попутно избавляясь от одежд. Розалина судорожно открывала рот, хватая воздух. Её большая грудь страстно вздымалась, соски вызывающе торчали, нацеленные в потолок. Она исподтишка подглядывала за Бенволио, который почти обнажился.
Он оторвался от влажной щели, скользнул вверх по телу:
— Я уступлю гостю то, что недавно увлажнял языком. Пусть он почувствует себя вольготно в вашем доме.
После этих слов Бенволио неожиданно вошел в нее мощным толчком.
Оказавшись внутри нее, он остановился и с улыбкой взглянул Розалине в лицо. Словно повинуясь его безмолвному приказу, девушка обвила руками шею, притянув его ближе к себе. Она чувствовала, как волосы на его груди трутся о ее чувствительную кожу.
Розалина обняла его ногами, и он вошел еще глубже в ее лоно. Вначале его движения были медленными: он глубоко погружался в нее, а затем отступал намеренно неторопливо. Но потом толчки участились, стали быстрее и мощнее, и вот Розалина уже извивалась всем телом, снова и снова крича от наслаждения.
— Да-да! Пусть ваш гость устроит бедлам в моем доме! Пусть он заходит и выходит бесконечно! О-о-о! Как же сладко принимать такого гостя в неурочный час! Я на седьмом небе от счастья и лезу на восьмое! Да-да! Ваш гость… Как же он толст! Как он упруг! Да-да! Ещё! Ещё! Ещё!
Я понаблюдал, как член Бенволио наполняет Розалину. Тот жарил её со знанием дела. Входил и выходил так быстро, что таз его слился в одном постоянном движении. Прямо как швейная машинка.
Крики, стоны, пыхтение и шлепки тела о тело — всё слилось в этой комнате, наполненной запахом пота, благовоний и пыли. Розалина вскрикивала и выгибалась не раз. Бенволио продолжал терзать её неустанно.
Так продолжалось около десяти минут, потом он в один миг хрюкнул, гикнул и всей массой рухнул на Розалину. Его тело содрогалось в судорогах, исторгая из себя жизненное семя.
Розалина обхватила его руками и ногами, как панда обхватывает ствол эвкалипта и задрожала с ним вместе, разделяя муку и сладость оргазма.
Я же тем временем выскользнул из-за портьеры и шмыгнул в дверь. Гости начали расходиться, я тоже решил покинуть этот дом, когда меня схватила рука. Я дернулся, матюкнулся и посмотрел на хозяйку руки. Это была кормилица.
— Сеньор, что же вы наделали? — страдальческим шепотом произнесла она. — Вы совершили глупую ошибку. Так может поступить лишь отъявленный болван! Джульетта, птичка моя, она влюбилась…
— Ну да, в того парня в маске. Ты же сама мне показала, — пожал я плечами. — Они ворковали в саду под каштаном.
— Это не тот сеньор! Вы спутали две маски! Я показала на Париса, а вы околдовали Ромео, сына врага Капулетти!
Глава 32
Попадос!
А что? Никак иначе это не назовешь. Попадос и есть. Вроде бы хотел приворожить друг к другу Париса и Джульетту, а получилось всё наперекосяк. Остается только одно — пролезть в полночь под окно Джульетты и наговорить ей всяческих гадостей. Да похлеще, чтобы уши в трубочку завернулись, а любовное зелье вышло через пот.
Осталось теперь это донести до кормилицы, которая с раскрытым ртом смотрела на меня. Она явно ожидала, что я сейчас щелкну пальцами и всё исправлю. Придется её разочаровать:
— Подруга, я ночью пролезу к Джульетте под окно и начну петь скабрезные частушки. Когда любовное зелье выйдет через пот, то можно к ней запускать Париса и по новой влюблять.
— Сеньор Масудио, а что за серенады вы собрались петь? Вдруг ваш сладкий голос сильнее разожжет костер любви? Тревожно мне в груди, вот тут… Желаете пощупать?
Краснолицая кормилица явно хотела ласки. Иблис её забери — я этой ласки не хотел!
— Нет, я не хочу вас щупать. И вообще, сейчас народ разойдется, я прокрадусь под балкон Джульетты и от души наматерюсь. Она выпустит из головы всю глупость и станет снова обычной девчонкой. А там уже сами её охмурите и выдадите замуж за кого хотите…
— Ох, сеньор, да вы заговорили стихом с рифмой… Чувствую, что нелегко придется моей бедняжке перед таким красноречивым человеком. Ох, влюбите её в себя, и будет она страдать также, как и я…
Краснолицая кормилица снова попыталась прижаться ко мне грудью, но я был настороже и вовремя успел отшагнуть назад.
— В общем, хорош! Завязывайте со своими ласками! Мне нужно сделать вас счастливой, а это делается другим путем.
— Сеньор, я ведь могу и поменять желанье, — расплылась в щербатой улыбке кормилица. — Вот прямо сейчас возьму и поменяю желание счастья для моей Джульетты на сладострастный плен ваших объятий. И что вы тогда будете делать? Придется вам мой жар души и тела унимать…
— Да ничего не буду делать, — буркнул я в ответ. — Желания не подлежат возврату и обмену.