Не сотвори себе кумира

Вспыхивают горячим светом «юпитеры», включают мотор, важняк дает знак прокуро-ру-криминалисту. Воспроизведение записывается на видеопленку.

— Здесь, на кухне… — Спрашивает Норкунас. — тоже находились удары? Как это проис-ходило?

— Абай говорил «Бейте!»… — Голос обвиняемого тускл. — Мы били…

Он так и не может понять, как из друга и почитателя киноактера стал его убийцей.

— Кто конкренно?

— Я бил. Мой товарищ по карате. Еще Вострецов. Иногда Мирза. Потом Абай говорил «Хватит!» Мы отходили от него. Пили чай.

— Нигматулин сопротивлялся?

— Нет.

— Вы отдавали себе отчет в том, что происходит?

Долгая пауза. Следует ответ:

— Я верил в Абая. Он гуру. В учителе нельзя сомневаться, иначе все учение насмар-ку. Гуру знает что делает. Я думал, что он не допустит непоправимого.

— Придайте, пожалуйста, манекену позу, в которой находился Нигматулин…

У двери на полу — диковатая, величиной с нормальную женщину, кукла в тренировоч-ных штанах, видавшем виде сатиновом халате, прошивной белокурый парик ее растре-пан. Это идея Норкунаса — заимствовать для следственного действия манекен на шарни-рах в Службе спасения на водах.

— Руками он прикрывал лицо…

— Покажите, как вы наносили удары…

Каратист показывает. Нехотя, медленной, вялой рукой.

— Ногами тоже били?

— Да. Но мы сняли обувь…

— Абай тоже?

— Все, кроме Абая. Он не снял ни пальто, ни перчаток. Ходил, засунув руки в карма-ны.

— Он тоже наносил удары ногой?

— Да. Талгат уже лежал неподвижно… И вдруг… — Теперь он словно отрывает каждое слово от сердца. — Абай разбежался и ударил… Как по мячу. И тут все поняли. Это убий-ство. Хозяева бросились из комнаты…

Те же вопросы Норкунас задал перед тем и организатору преступления во вновь отстроенном, как мне показалось, следственном изоляторе УКГБ по Литовской ССР, где в то время находился Абай.

Красивый, с приятным несколько высокомерным спокойным лицом азиат кутался в куртку — в тот день с утра помыл голову, боялся простудиться. Волубаев отвечал уклон-чиво — «забыл», «не знаю»… Закон бессилен против уловок этого типа. Отвергнуть их в состоянии, пожалуй, мог бы только суд присяжных…

— Но вы наносили удары Нигматулину? — Спрашивает Норкунас.

Но Абая так просто не возьмешь. Гуру не испытывает ни стыда, ни раскаяния.

— Не помню. Я уже сказал.

— А кто находился рядом с вами?

— Не заметил.

— Может, Мирза?

— Не знаю. Я плохо чувствовал себя весь вечер и ночью тоже. Принимал таблетки… — Абай косится на окно, оттуда беспрестанно доносятся гудки машин-совсем близко оживленный перекресток. — Ничего не могу сказать…

Остальные обвиняемые откровеннее своего гуру.

Важняк допрашивает их в старой неблагоустроенной тюрьме «Лукишкес», построен-ной еще при русских царях.

Наполненный стуком, громкими криками арестантов, лязганьем металла следст-венный изолятор производит гнетущее впечатление на посетителей, что же должны чувствовать в нем подследственные…

Я сужу по Мирзе. Маленький запуганный человечек…. Уголовники быстро просекли, что их сокамерник — обычный сельский дурачок, необладающий никакими исключитель-ными способностями. В камере над ним постоянно и довольно зло подшучивают.

Следователю Мирза рассказывает обо всем, как на духу, простодушно и охотно:

— Молиться я не умею, поэтому на кладбище только делал вид, что бормочу молитвы. Научился нескольким арабским словам, которые повторял для людей. Когда Абай прие-хал на Султан Уас Баба, с ним было еще несколько человек. Он поговорил со мной на нашем языке, остальные ничего не понимали. Абай задал два-три вопроса из Корана и убедился в том, что я ничего не знаю. Он — умный человек, грамотный. Я признался, что бродяга, обманываю людей…

Норкунас уточняет:

— Таким образом перед первой поездкой в Москву Абай уже знал, что вы не экстра-сенс?

— Знал.

— И Талгат Нигматулин?

— Нет, он не знал. Он до конца думал, что мы необыкновненные люди…

— Даже, когда его убивали?

— Да… — Он умолкает.

Суд

Верховный Суд Литовской ССР, рассматривавший дело Абая Волубаева, Мирзы Ку-рбатбаева, Владимира Вострецова и других, проходил в обстановке обструкций, кото-рые время от времени устраивали истеричные литовские и русские поклонницы Абая. В зале суда звучали такие слова, как буддизм, телекинез, неисследованные биологиче-ские и психические возможности человека… Но судьи не дали вовлечь себя в фило-софские споры и осудили исполнителей преступления, совершенного с особой жесто-костью — длительностью и причинением тяжких мучений-как обычных уголовников.

За «убийство с целью мести за отказ Т. Нигматулина от участия в избиении Вален-таса путем нанесения ему не менее 119 ударов кулаками и ногами в голову, в грудь… с последующими переломами 4 ребер правой стороны груди и костей носа с кровоизлия — нием под мягкую оболочку мозга…». Абай был приговорен к 15 годам колонии усиленного режима с отбыванием первых 10 лет в тюрьме, Мирза — к 12, Вострецов осужден на 13 лет… К разным срокам наказания были приговорены остальные.