Не стирайте поцелуи. Книга 2

– А вот и она, – объявляет мне Кай, и… вся его мягкость и душевность, которые могут быть просто необъятными, как я знаю, возвращаются на место. Он не отводит от неё глаз и щурится, как от солнца – так ему тепло и светло от того что видит.

А мне завидно. Нет, не по злому, конечно, но… никто и никогда на меня так не смотрел и, скорее всего, уже просто не успеет. Его жена действительно имеет что-то азиатское в чертах лица, но она точно не азиатка.

– Это моя Викки, – объявляет Кай, как только она подходит к нам. Его рука прижимает её к его необъятной груди. – А это, Лея!

– А я знаю, – говорит Викки.

Мне даже становится неуютно от того, как пристально и откровенно она разглядывает моё лицо, мою фигуру, но при этом ни разу не смотрит в глаза.

– Я видела тебя во сне… примерно год назад, – сообщает.

– Да?

У меня даже волосы на затылке встают дыбом.

– Угу, – кивает она. – Спасибо.

– Пожалуйста, – говорю я. – А за что «спасибо»?

– За то, что ты есть, – говорит она.

Я впадаю в некотором смысле в ступор. Кай прижимает жену к себе ещё крепче.

– Отпусти! – просит она. – Ми нужно спрятаться от солнышка. Уже полдень. Я за ней.

– Слушай, она категорически отказывается от шляпы! Я уговаривал десятью разными способами!

Только теперь я замечаю в его руках сложенную треугольником детскую шляпу. Викки забирает её и надевает на голову ребёнку. Девочка молча продолжает закапывать белые камни в братском захоронении.

– Я не знаю, как у тебя это получается! – с досадой восклицает Кай.

– Тише, – говорит Викки. – Просто не заостряй её внимание, вот и всё. Ми, нам пора. Твои медведи проголодались – пора их кормить!

Викки выпрямляется, и я замечаю… живот. Я не очень в этом разбираюсь, может быть, она просто из тех, у кого большие животы. Но он точно не соответствует её комплекции – она худощавая в целом, а живот… торчит.

Кай ловит мой детективный взгляд и подмигивает с хитрющим прищуром, и я понимаю: она беременна. Я одними губами говорю ему: «Поздравляю!», и он тем же способом отвечает: «Спасибо!» и щурится ещё сильнее, довольный.

– Викки! – окликает её он.

Она оборачивается, и я вижу, что у неё очень необычный, пронзительный взгляд.

– Вик, как там было про Митсуко?

– Опять не помнишь?

– Неа…

– Не ври. Всё ты помнишь.

И уже обращаясь ко мне, она говорит:

– «Митсуко» означает «большой» в значении «благословенный» ребёнок.

Благословенный. Большой.

Мы вместе возвращаемся на пляж и расходимся: семейство Кая обедать, а я – в свою компанию.

Глава 21. Плохое в нас

Narrow Skies – A Memory Remains

Я вижу по его бледному лицу, что ему плохо. Он несколько раз меняет позу, но виду не подаёт – улыбается. Или изо всех сил старается улыбаться. Джейсон хлопает его по плечу:

– Ну ты даёшь, брат! Так классно! Честно сказать, я уже не думал…

– Да, зачётно прокатились, – соглашается с ним Келли.

– Лео, у тебя спина болит? – спрашиваю его.

Зачем я это делаю – отдельный разговор.

– Нет.

Его взгляд, брошенный исподлобья, не просто предупреждает, он хочет придавить меня своей тяжестью так, чтобы не могла рта раскрыть.

– Ну как же «нет». Я же вижу! Ты бледный весь. Опять.

Все умолкают в ту же секунду и смотрят на Лео. Видят, конечно, теперь и сами то, что вижу я. А Лео… в его глазах практически ненависть и один чёткий посыл: «Ты закроешь свой рот, наконец, или нет?».

Он хотел выглядеть для своих друзей прежним, а я не дала. Он хотел снова увидеть в их глазах восхищение, а не жалость и сострадание, а я выпятила при всех его слабость. Он вышел из воды не потому, что накатался, а потому что больше не мог терпеть боль. Он живёт с ней, и он умрёт с ней же. Она с ним навсегда. И ему никогда не стать прежним, никогда.

Лео поднимается, сцепив зубы, переворачивает доску на бок, подхватывает её и направляется к дому.

Карла вскакивает вслед за ним и кладёт руку ему на талию:

– Ничего. Ты обязательно восстановишься полностью. И форму свою вернёшь! Всех ещё за пояс заткнёшь, не волнуйся! Я в это верю!

Ну ещё бы. Теперь-то конечно.

Все остальные, переглянувшись, тоже поднимаются, кто-то нарочно заводит об отвлечённом разговор, а Келли ждёт, пока в направлении дома двинусь и я. Я не тороплюсь – сижу на песке дальше – мне есть о чём подумать.

– Если так сильно болит спина, не хрен было на доску лезть… – негромко бурчит Келли и подхватывает свою ярко-лимонную с оранжевой полосой.

Зачем я это сделала? Не по недосмотру, отнюдь. Не по глупости. Я знаю это. Всё выглядело спонтанно… но это была моя отчаянная потребность показать всем им, что я – тот, кто ему ближе всех. Тот, кто умеет видеть всё, что он прячет за деланной улыбкой. Тот, кто переживает о нём и заботится. Показала.