Я благодарю себя за то, что осталась – мысль уехать утром домой была слишком искушающей. Но сейчас, когда и Келли обнимает меня – коротко и по-мужски – я понимаю, что, оставшись, приняла верное решение. Я сильная и выдержу, не сбегу позорно, как гиена, поджав хвост. Пусть рвут мясо дальше – я дойду до конца. Пусть он сам поставит точку. Этот вариант лучше, потому что выныривать потом будет легче – не останется никаких иллюзий. Не будет предательского: «А что было бы, если бы я не отдала ей его сама? Был ли у меня шанс?».
Нас размещают за одним столиком: меня, Лео, Карлу и Розмари. Но Розмари не выдерживает наш «любовный треугольник» и сбегает почти сразу «пообщаться». Если б только у меня был такой предлог, но я никого тут не знаю.
Мне ужасно хочется потанцевать, но я никогда в жизни этого не делала, поэтому боюсь опозорить себя и Лео. Да и к тому же, наверняка танцы – нагрузка для его спины.
– Лео, потанцуешь со мной? – неожиданно поднимается Карла.
Он кивает и тоже поднимается.
Они уходят, пиджак Лео остаётся висеть на стуле.
Они просто танцуют и говорят, иногда улыбаются. Честно сказать, Лео для нас обеих слишком высокий, но Карла ему не достаёт даже до ключиц. Короче говоря, не смотрятся они вместе. Но им плевать – они в другом измерении. Ничего «слишком», никаких провокаций, только то, без чего он так задыхался – прикосновения. Пусть формальные, но… они меняют его до неузнаваемости. Я никогда не видела его таким. Это завораживает, и причиняет мне, именно мне, уже такую знакомую, но как никогда сильную боль. Виновата сама. Подставилась. Влюбилась. Зачем? Ведь могла же уйти? В любой момент могла. Чувство самосохранения сломалось под натиском желаний.
Сразу после танца в окна беседки врываются выстрелы фейерверков, и народ, конечно, шумно вываливает на улицу. Сидеть одной за столом – ещё ладно, но в пустом зале – это уже всё равно, что нарочно выпячивать одиночество. Я тоже поднимаюсь, поправляю платье, беру со стола свой клатч, снимаю со стула пиджак Лео – ну, мало ли что, а у него там телефон и бумажник. Я жила на улице, и вещи без присмотра не оставляю.
Фейерверк Келли и Марлис заказали щедрый и красивый. Полчаса, наверное, гремело. У меня даже шея затекла любоваться на огненные цветы.
По окончании представления возобновляется музыка, гости частично остаются во дворе, но большинство возвращается в зал-беседку.
– Лея! Зачем ты взяла мой пиджак? – слышу за своей спиной.
Оборачиваюсь: он один, без Карлы, и очень раздражён.
– На всякий случай.
– На какой случай, Лея?
Он не орёт на меня, но степень его раздражения каким-то образом делает эту фразу похожей на ор. Мне становится стыдно, до безобразия неловко. Мы из разных миров, и какое бы платье я ни надела, стереть эту разницу невозможно.
Лео практически вырывает из моих рук пиджак со словами:
– Такси приехало. Я домой еду. Ты останешься здесь или тоже поедешь?
– Да, – говорю и стараюсь не заплакать.
– Что, да?
– Поеду с тобой.
Перед сном в нашей спальне царит молчание. Внезапно закончились все темы для бесед. За то время, пока я втираю в свои ноги ванильный крем, можно сконструировать и запустить ракету в Космос. Может, и две. Вначале этой демонстративной акции я почти уверена, что Лео предложит помощь. Но он не предлагает. И чем дольше я жду, тем красочнее прокручиваются в моей голове варианты диалога, в котором я обиженно отказываюсь от его помощи. А он спрашивает: «Что не так? Что-то случилось? Я тебя обидел? Как? Когда? Чем? Тебе плохо?»
Да, Лео, мне плохо. Я обижена, сама не знаю, на что. Ты ничего плохого не сделал, Лео, совсем ничего. И сейчас ты тоже ровным счётом ничего плохого не делаешь – просто смотришь кино. Но у меня нюх, как у собаки, и интуиция у меня, мать её, женская, как у слона. У Слонихи. Я б сбежала от неё, если б могла, закрыла бы глаза, но даже сквозь зажмуренные веки мне видно, как ты смотришь на неё. Как вслушиваешься в каждое её слово. Каким светлым, лёгким, ясным становится твоё лицо, когда она смеётся. И не важно, что шутки были не твоими, ведь главное – её смех.
На мне столько крема, что пахнуть буду неделю, не меньше. Я так тщательно в себя его втирала, что практически сделала самомассаж. Лео спит, я тоже пытаюсь, но запах ванили такой приторный, что меня от него уже воротит. Я задираю голову высоко, тянусь подбородком то ли к Лео, то ли к спинке кровати – подальше от себя, но проклятая ваниль не даёт уснуть. Тащусь в ванную, чтобы отмыться. Не помогает: в три ночи у меня рвота, и чтобы Лео не услышал, щель между дверью и полом приходится заложить полотенцем.
Глава 24. Рассинхрон
Все спят до обеда, а потом разбредаются по своим делам. Я предлагаю Лео:
– Давай съездим в Лос-Анджелес? Погуляем. Посмотрим на вечерний город. И поснимать тоже можно.