Если пациент невменяем, врачам следует запросить мнение любого ухаживающего за ним человека (или любого подпадающего под действие раздела 4 (7) закона «О дееспособности» 2005 года), если таковое обращение не является «непрактичным или неуместным» или существует какая-то другая убедительная причина не обращаться за консультацией.
Карл Уинспер 28 лет страдал церебральным параличом, эпилепсией и не только этими болезнями. В последние дни своей жизни, предшествовавшие смерти вечером 3 января 2011 года, он был невменяем. Его доставили в больницу днем раньше. В три часа ночи, в день смерти, ординатор кардиологического отделения пометил его карточку знаком DNACPR. Он принял такое решение на основании клинических соображений, не проконсультировавшись заранее с матерью больного. Медицинское определение гласило:
Верховный суд счел, что телефонный звонок матери Уинспера, пусть и в три часа ночи, при всей нежелательности и несвоевременности оказался бы полезным с практической точки зрения. Точка зрения ординатора, заключавшаяся в том, что распоряжение DNACPR представляло собой клиническое решение, не нуждавшееся в обсуждении с родителями, по мнению суда отражало «непонимание самой природы такой консультации», которая, как написал судья, «имеет своей целью сообщить решение пациенту – а в случае его невменяемости ухаживающему за ним лицу – о том, что важные медицинские заключения в отношении лечения принимались с уместным их вкладом в процесс получения медицинского заключения, принцип достоинства и наилучших интересов соблюдался в самом широком смысле, а семья могла присутствовать при принятии решения и реагировать на новости». Суд посчитал, что больница нарушила права мистера Уинспера по статье 8.
Имена Трэйси и Уинспера будут звучать в коридорах больниц до тех пор, пока этический и легальный императив, требующий участия пациентов и родственников в принятии решения по DNACPR, не станет понятным всем и каждому. Врачебные ошибки Самое трудное – признать ошибку
Даже лучшие фокусники делают ошибки, которые, попросту говоря, неизбежны. Посему хорошие маги заранее придумывают отговорки и запоминают их на случай непоправимой неудачи: «настоящий маг подъедет сию минуту» или же «а у нас в магической лаборатории все прекрасно получалось». Один мой друг в подобных ситуациях говорит: «Во всяком случае, если я ошибусь, никто не умрет».
Врачи не могут пользоваться этой линией защиты. Их ошибки могут повлечь за собой серьезный ущерб. Если ошибка фокусника обычно очевидна всем, ошибку врача бывает трудно заметить, особенно человеку, не получившему медицинского образования. В конце концов пациенту уже плохо к моменту появления доктора. Ошибку первым делом распознает, как правило, врачебная бригада.
Помню разговор с доктором, к которой обратилась за консультацией семья с ребенком-инвалидом. Прочитав историю его болезни, она поняла, что, скорее всего, ранее его терапия была неадекватной. И оказалась раздираемой двумя желаниями: сохранить преданность коллегам и рассказать правду родителям малыша. С моей точки зрения, тут не было никакой нравственной дилеммы. Врачу следовало дать родителям совет обратиться к адвокату.
Трудно переоценить, насколько существенным могло бы оказаться для семьи судебное решение о возмещении убытков. Оно могло бы покрыть астрономическую стоимость лечения и позволить родителям найти более подходящее жилье или улучшить условия своей жизни. Хотелось бы знать, почему врачи не рассказали родителям об этой ошибке. Что произошло во время этого совещания по заболеваемости и смертности, когда практикант излагал этот случай всему отделению? Неужели никто не выступил в защиту этой семьи? Неужели никто не понял, что молчание может обречь эту семью на десятилетия жестокой борьбы?
В опубликованном в 2008 году исследовании рассказов молодых врачей об ошибках Кролл с коллегами отметил, что «мы на удивление мало знаем об исправлении в Соединенном Королевстве допущенных медицинских ошибок». Чтобы выяснить подробности, авторы опросили 38 молодых и продолжающих обучение врачей и установили существование «ощущения профессиональной лояльности, в силу которой врачи, невзирая на известный дискомфорт, умалчивали о чужих ошибках». Они также обнаружили, что общая реакция после ошибки часто была следующей: ошибка объявлялась закономерной, ее заглаживали доброй усмешкой или объявляли «допустимой при отсутствии опыта», «несерьезной», «не вопросом жизни и смерти». Смерть пациента после ошибки часто подавалась в контексте неизбежности: «Больной все равно не выжил бы».