Не то место, не то время

– Слухи ходили давно, но я не предавал из значения. Выходит, зря…Твои родители были инженерами, большую часть жизни проработали за границей. Заносило их на Ближний Восток. В Иран в том числе. Там он и встретил твою мать. Она была замужем, но преградой это не стало. В Питер она вернулась с чужим ребенком в брюхе. Не знаю, был ли в курсе твой отец. Скорее нет, чем да. Ты, конечно, тоже не знала. Когда мать тебе рассказала, перед смертью? Или ты узнала не от нее? Впрочем, неважно. Пути судьбы непредсказуемые. И вот бедная сиротка узнает, кто ее настоящий отец. И хочет долю от папашиного баснословного состояния. Вполне разумно, кстати. Но при его жизни об этом не может быть и речи. Питай он к ней дочерние чувства, не бросил бы одну в нищете. Хотя, кое-какое участие в твоей судьбе он все же принимал, студенческие стипендии, поездки на Восток – все за счет его благотворительного фонда. Но ведь это сущая ерунда, подачка, не так ли? И тебе приходится ждать, наблюдая из далека. И наступает долгожданный момент – папашка отдает богу душу. Наследники делят состояние без тебя. Однако ты знаешь, шансов на свой кусок пирога у тебя нет. Как нет денег и на юрких адвокатов, способных помочь в столь не простом деле. Ты также наслышана о великом гении Петра Москвина и разумно предполагаешь, что с незаконнорожденным ублюдком своего папаши он деньгами делиться не станет. Но Петр погибает. Все деньги отходят к раздолбаю Тимуру. Но, прежде, чем заявить о себе, ты решаешь с братцем подружиться. К сожалению для тебя, его мотает по свету почти полгода. Все это время он недосягаем для тебя. Время поджимает, пора вступать в наследство. Ты нервничаешь. Но тут удача тебе улыбается. Тимур возвращается в город. Да еще и заводит дурацкую привычку завтракать в одном и том же месте. И вот ты уже работаешь в «Флибустьере» и подаешь братцу сырники…Скажи, а спала ты с ним для чего? Думаешь, общий грех свяжет вас сильнее крови?

Сконцентрировав взгляд на солонке, я сидела безмолвно, неподвижно. В душе бушевал ураган. Однако никому об этом знать не следовало. Я срочно должна была что-то придумать, сказать. Но времени сориентироваться не было. Аббасов желал оторвать кусок чужой империи, и я казалась ему единственным шансом на победу.

–Не помешал?

Вздрогнув всем телом, я посмотрела на Константина испуганно. Не спросив разрешения и проигнорировав запредельно недовольную физиономию Аббасова, он сел за стол. Перед ним тут же поставили чашку горячего кофе. Бросив в напиток сахар, он стал методично помешивать его. Ложечка то и дело ударялась о кружку и это неприятный звон, бил по ушам и нервам.

Сделав глоток, Константин с удовольствием улыбнулся. Обращаясь к Аббасову сказал:

– Что-что, а кофе здесь отличный. Не находишь?

Юсуф заметно осерчал и занервничал. Но послать своего самого весомого кредитора, человека от которого он зависел всецело, не мог. Выжал из себя улыбку, и проблеял:

– Хорош. Очень хорош.

– Как твоя коллекция импрессионистов? – приглядываясь к Юсуфу, спросил Константин. – Слышал, есть покупатель.

– Он хочет купить ее за бесценок, – задохнулся Юсуф от возмущения. – Я ни за что не продам свои картины за такие деньги!

– Очень жаль. Сегодня последний день платежа. Уверен, ты помнишь.

Страх на лице Юсуфа подтвердил, что память у него отменная. Константин же, будто ничего не замечая, продолжил:

– Толстяк успел тебе сообщить о наших новостях?

– Каких новостях?

– Он продал мне твой долг. Игнат, кстати, тоже. Они решили – много мороки. Я, признаться, тоже так думаю, поэтому наш уговор это не изменит. Либо рассчитаемся, либо всей уйдет нашему общему другу.

Новость произвела на Аббасова сокрушительное действие. Наверное, так выглядел Гитлер, когда ему сообщили о полном крахе немецкой армии.

Будто ничего не замечая, Константин премило улыбнулся и сказал:

– Забыл поблагодарить тебя за угощенье.

– Угощенье? – не понял Аббасов. Константин удивился:

– Я имею ввиду Анну. Разве не ты ее ко мне прислал вчера?

– Рад, что она тебя порадовала, – плохо сдерживая ярость, проговорил Аббасов. – Если дашь мне хотя бы пару дней, можешь оставить ее себе навсегда.

– Я и так могу, – равнодушно пожал плечами Константин. –Но не стану.

– Вот как?

– Не терплю подделки. Как потомственный ювелир, я способен оценить лишь редкие камни. Алмазы редчайшей красоты, пусть и не ограненные.

Его взгляд задержался на мне. Щеки вспыхнули. Константин же усмехнулся и спросил удивленно:

– А ты что здесь делаешь?

Спиной чувствуя присутствие Фархада. И точно зная, что синяки на шее и руке еще долго будут заживать, я спросила робко:

– Могу уйти?

– Конечно. Тебя никто пальцем не тронет. Верно, Юсуф?

Взгляд, которым он сопроводил свои слова, сумел впечатлить даже Аббасова. Юсуф кивнул, а я поспешила смыться.