Прошагав без передыха на бешенной скорости два квартала, я наконец остановилась. Меня скрутило в приступе рвоты. Откашлявшись, я бессильно прислонилась спиной к щербатой стене дома. Уставилась в неожиданно прояснившееся звездное небо. Мне хотелось орать и выть от отчаянья. Но я слишком хорошо знала, что никто меня не услышит. Никто не поможет.
Отдышавшись, я зашла в какую-то кафешку. Умылась холодной водой, избегая смотреть на свое отражение. Я была противна сама себе.
Со спокойствием приговоренного, идущего на эшафот, я расправила плечи и неспешно побрела по улице. Вариантов не было. Путь лежал к Тамаре.
– Краше в гроб кладут, – пропуская меня в квартиру, констатировала она.
У Тамары было железное правило на случай скверных ситуаций и плохих новостей: «вначале накорми, потом спрашивай». Так и сейчас, она прямиком направилась на кухню, оставив меня раздеваться.
В стенах ее дома, где все было мне так мило и тепло, скопившаяся за все дни усталость обрушилась на меня разом. По пути сюда, я разыгрывала в уме сцены нашей встречи, диалоги. Мне виделось, что я легко ее обману, смогу убедить в том, что у меня все супер и лучше не бывает.
А сейчас бессильно опустилась на банкетку и, ссутулив плечи, таращилась невидящим взглядом в пол.
Тамара показалась из гостиной. Покачав головой подошла, ласково погладила меня по волосам словно маленькую. И сказала:
–Пойдем, выпьем чаю, поговорим…
К чаю шла и обязательная для таких случаев настойка собственного приготовления. От пары глотков, кровь превращалась в лаву. Голова либо прояснялась, либо, напротив, побитого жизнью гостя клонило в спасительный сон.
Спать мне не хотелось. Мир красками не пестрил. Но мысли просветлели, а чай и домашнее печенье придали сил. Печенье еще было теплым. Я спросила тревожно:
– К тебе внуки приедут?
–Ты не следишь за временем, Уля. На дворе уже ночь. Я просто так спекла. Наверное, чувствовала, что придешь.
Не будь рядом Тамары, я бы непременно заревела. Но она права – слезы никого не способны спасти.
Допивая вторую чашку чая, я спросила:
– Как ты думаешь, родители действительно любили друг друга?
– Разумеется. Жизнь душа в душу – это про них.
– Незаменимых нет. Отец ведь тоже нашел замену.
– Незаменимых нет, но есть незабываемые. И замену он не нашел и не искал. Коньяк и порвавшийся кондом – единственная причина, по которой твоя мачеха смогла задержаться в его жизни. И она знает это лучше всех, оттого так и ненавидит все, что связано с твоими родителями.
– И все же… Они были вместе со школьной скамьи. Так много лет, так много событий. Люди меняются. Иногда им хочется большего. Или просто совершают ошибки.
–Ты хочешь спросить меня о чем-то конкретном?
Хочу. Да только язык не поворачивается. И мне потребовалось всем мое мужество, чтобы произнести в слух:
– У мамы был другой мужчина, кроме папы?
– Нет.
– Папа однажды рассказывал… Они ведь чуть не расстались, когда работали в Иране. Не знаю, что за черная кошка между ними пробежала, но всерьез собирались идти в ЗАКС и подавать заявление о разводе. А вернулись и не вспомнили об этом. Через семь месяцев родилась я.
Не смотря на меня, Тамара долго вертела в руке чайную ложечку. Диковинные кольца на ее руке переливались в свете лампы. Тяжелый браслет на запястье едва слышно позвякивал.
– Я хорошо помню похороны твоей матери, Уля. Смотреть на твоего отца не решался никто. Он вел себя очень достойно. Гордец каких не сыскать. Да и тебя боялся напугать. Держал за руку весь день, будто боялся, что улетишь, словно воздушный шарик. Но взгляд… Он умер вместе с ней. Со своей Маргаритой. А все последующие годы – агония. И, если и были в их истории темные страницы, то значили они немного. Точнее – ничего.
Отступать было не куда. Не узнаю правды, не смогу жить с этим дальше. И я спросила напрямую:
– Я встретила одного человека. Он нес какую-то ересь о романе мамы и Александра Москвина. Якобы они познакомились в Иране и…
– Какая чушь! – возмутилась Тамара. – Сашка не был знаком с твоими родителями. Постой, а ты что же удумала?
Тамара расхохоталась. Ее смех хрустальным перезвоном прокатился по квартире, закружился в воздухе, словно волшебство. И все мои сомнения сразу же отступили, развеялись будто чары злой колдуньи.
Смахнув кружевным платочком выступившие слезы, Тамара подошла и звонко поцеловала меня в макушку.
– Балда!
Я улыбнулась сквозь слезы. Мне было очень стыдно. Но вместе с тем испытанный страх все еще не отпускал.
– Но ведь на моем курсе никто не выигрывал стипендии и гранты Москвина, поездки на Восток в таком количестве, как я. Как так получилось?
– Если ты намекаешь, что я тебя продвигала, то не приписывай мне лишних заслуг. Мы обе отлично знаем, что на факультете тебя из-за меня чаще били, чем хвалили. Особенно этот бездарный упырь Урюпов, два года издевался как мог, лишь бы мне досадить и неважно, что предмет ты знала лучше него самого.
Как и всегда, при воспоминании о злодее Урюпове, Тамара грозно прищурилась и даже кулаком погрозила. Но быстро вернулась к нашему разговору: