(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть

— Понятно, — я кивнула девушке и вернула все свое внимание к мужу. — Антон мне вчера написал, и, знаешь, я не имею ни малейшего желания с ним общаться. Но, если он заявится к Еве, — я тяжело вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, — я не хочу этого. Потому и думала отправить ему тот тест и забыть о Куркове как о страшном сне.

— Вика?

— Что? — резко выбросила я, почему-то спокойный тон мужчины меня напрягал, я чувствовала какой-то подвох.

— Откуда он узнал о Еве?

— Он заходил в гости к моей маме, жаловался на жизнь, на то, что уволился со службы, — я развела руками и начала ходить из стороны в сторону, — неужели это так важно?

— Все, что касается Евы, для меня важно, Вика. Я думал, это очевидно.

Мужчина устало прикрыл глаза, в этот момент медсестра подошла к кровати и сменила пакет с медикаментами, отрегулировала скорость течения капельницы, покрутив колесико, и вернулась обратно на свой стул.

— Почему ты боишься, что он сунется к Еве? Он что, станет ехать через все Россию ради этого?

— Да потому, что он здесь, я же сказала: он уволился. У него квартира в Одинцово.

— Даже так, — хмыкнул Виталий и ударил меня опять своими словами: — А у тебя всегда была хватка, даже в такой дыре нашла себе почти москвича.

— Зачем ты так? — Я почувствовала, как из глаз начали скатываться слезинки. Слышать подобное мне доводилось, и не раз, но, как оказалось, когда такое говорил близкий человек, это ощущалось намного больнее.

Даже в Евиной школе многие родительницы на меня смотрели косо, предполагая, через какое место я просунула в это заведение дочь и продолжала обеспечивать ее обучение там.

Правда, когда на одно из родительских собраний мы пришли вместе с Ветом — как раз сразу после того, как Еве сменили фамилию и отчество, — вот тогда эти ощипанные куры-гриль перестали кудахтать. С тех пор до меня не дошло ни единой сплетни — скорее всего, потому, что их больше и не было. Все прикрыли на замок свои рты, и все.

Я пахала все эти девять лет как могла, и на девятом месяце беременности, и когда Еве было две недели. Да, моя работа была физически легкой, но это не отменяло того, что я уставала, создавая по ночам проекты. Я гасила ипотеку, оплачивала Евино обучение и мечтала о тех самых туфлях, которые были на ногах Олимпиады, когда я впервые увидела ее, но я никогда не стремилась получить выгоду от мужчин. Самойлов и тот сам загнал меня в такое положение своими угрозами.

— Дай мне его номер и уходи домой отдыхать, если не хочешь, чтобы я так с тобой разговаривал. Я все решу.

— Вет, ты можешь меня нормально выслушать? Насчет врача… — облизала губы и отвернулась от мужчины, обнимая себя за плечи. — У меня были причины, и ты…

— Не надо, — перебил он меня, не дослушав.

— Не надо что? Я понимаю, сейчас не место, но почему ты с маниакальной упертостью даже слушать меня не хочешь?

— Потому что я тебя даже видеть не хочу.

Жёстко. Хорошо, что я стояла к мужчине спиной и он не видел, как исказилось мое лицо от боли. Мне нечего ему было ответить, я просто направилась на выход, не оборачиваясь, ушла прочь из кабинета. Ведь Самойлов не маленький мальчик, что я ему? Так, игрушка, которой временно захотелось поиграться, чтобы наконец-то доказать самому себе, что никто от него не может сбежать без каких либо последствий.

У Виталия и без меня все отлично, вон и капельницы, и медсестры, и секретарши, которые смотрят на меня так, что если бы можно было от страха умереть, то я свалилась бы замертво. Ну огнедышащий дракон, а не пищалка Иоанна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К черту. К черту все.

Вышла на улицу и только тогда позволила себе расплакаться. Хотелось закричать, громко так, на всю улицу. Говорят, когда в крик вкладываешь всю свою боль, это помогает.

Пошла на стоянку и вспомнила, что машина-то моя не здесь. И ключи я у Самойлова не взяла, а возвращаться не было никакого желания.

Встала посреди дороги и сдавила руками голову, которая, казалось, сейчас вот-вот треснет от того сумасшествия, что происходило внутри нее. Я была близка к тому, чтобы и правда завыть, когда телефон начал вибрировать. Не глядя, провела по экрану и сипло ответила:

— Да.

— Иванова, мы завтра улетаем, на обратном пути вообще в Москве останавливаться не будем.

— Ромочка, скажи мне, пожалуйста, — шмыгнула носом, пытаясь остановить поток слез, — где были ваши мозги, когда вы планировали свой отпуск? Нет, ну кто ездит в апреле отдыхать в Сочи?

— Иванова, что у тебя с голосом?

— Ничего, — уверенно ответила своему другу детства, только вот непрекращающиеся всхлипы выдавали меня с головой.

— Вика, не зли меня, что случилось?

— Ничего! Ничего. Ромочка, почему я такая никудышная и все у меня через одно место, начиная с Осадчего? Ты помнишь, помнишь, как весь класс смеялся надо мной, что у моего парня в машине презервативы использованные были?

— Вика, ты же знаешь, что это Круглов подкинул ему в машину ту гадость. Да и вообще. Стоп! Самойлов тебе что, изменил? Вот же урод.