(Не)упокойся с миром

А Мирас застрял в мире живых. Он прибрал усыпальницу, сложил, насколько мог аккуратно, сломанные цветы, заново обрядил тело Амаль. Оно оказалось высохшим и легким, гниение и распад не коснулись его. Сейчас девушка уже не казалась Мирасу настолько отталкивающе-безобразной. Изможденной болезнью, одиночеством, печалью. Кто выглядел бы краше в её случае? Боль тисками охватила Мираса, когда он вспомнил сцену, увиденную в шаре. В чем вина этой девушки? Чем она заслужила свои страдания? Он испытывал к ней неприязнь поначалу, но разве она выбирала свою судьбу?

Убедившись, что тело Амаль выглядит достойно, Мирас поднялся по ступенькам и вышел наружу из склепа. Сдвинуть с места дверь не получилось, но зато получилось вызвать ветер, который и захлопнул ее. Парень увидел, что замок сбит и валяется в стороне. Поделать с этим Мирас ничего не мог, оставалось лишь понадеяться, что воришки надолго забудут дорогу на кладбище.

Юноша встал, раскинув руки к рассвету. Как красиво. Яркие краски разливались по небу, солнечные лучи прорезали облака сияющей короной. Бисеринки росы переливались на травинках драгоценными камнями. И в этом прекрасном мире живут люди, совершенно не ценящие эту красоту!

Впитав в себя силу начинающегося дня, Мирас направился к Храму. Не понимая, что именно хочет, без определенной цели, возможно, просто посмотреть, как живется Мауни и Хейко, после того, что они натворили.

Служители просыпались рано. Еще до первых лучей солнца они совершали омовение, чтобы не читать утренние молитвы с грязными руками и лицом.

— Еще бы умывали свои души, — проронил Мирас.

Служитель, нечаянно услышавший его слова, вздрогнул и обернулся. Он оказался молод и незнаком. Ни одного волоска не росло на его голове. Безбровое лицо казалось удивленным, но не испуганным, как у расхитителей усыпальниц.

— Кто здесь? — мягко поинтересовался служитель.

Пугать его Мирасу не хотелось.

— Бесплотный дух, — ответил он. — Проведи меня к брату Хейко, — попросил, пользуясь возможностью.

— Конечно! — с восторженностью ребенка отозвался служитель.

Он повел Мираса по тропинкам храмового сада, минуя лечебницу, прямиком к кельям. Дойдя до одной из запертых дверей, тихонько постучал.

— Разве брат Хейко не служит больше при лечебнице? — удивился Мирас.

Служитель помотал головой и вздохнул.

Дверь открыл не Хейко, а глубокий старик в храмовой одежде.

— Валид? — удивился он. — Ты пришел навестить нашего брата?

Мирас скользнул в дверь и увидел Хейко, тот лежал на скамье, прикрытый целым ворохом покрывал, бледный, постаревший, будто прошли десятилетия. Он вяло сминал пальцами верхнее покрывало. Глаза его провалились. Кожа казалась серой.

— Ты пришел, — прошелестел Хейко.

Мирас оглянулся, думая, что тот обращается к служителю, показавшему ему дорогу, но Валид еще стоял у дверей со стариком.

— Ты пришел за мной, — повторил болящий, и Мирасу стало понятно, что тот видит его. — С тех пор, как я не рассчитал дозу, дающую расслабление телу и языку, дав тебе испить слишком много, моя душа не может найти покоя, моя совесть истончает кости и травит кровь. Мауни пытался убедить меня, что ты бы и без того испустил дух, но у него не вышло. Мне затмил разум блеск его монет в тот день, однако получив причитающееся, я не стал счастлив. Ты проклял меня?

— Нет, — ответил Мирас.

— Я не верю тебе! — простонал Хейко. — На твоем месте мне бы хотелось тебя наказать! И что, кроме посмертного проклятья, может так истощить тело?

— Поначалу я возненавидел тебя. Оказавшись же в этом мире, понял вдруг, что просто хочу взглянуть в твои глаза. Ты наказываешь себя сам, не мое проклятие, — ответил Мирас и отступил назад. — Прощай!

10

Амаль шла и шла вперёд, привыкая обходиться без воды и пищи, наверное, окончательно осознав, что не только к прошлому не вернуться, но и ее представления о Вечном Мире оказались совсем иными, чем он сам. Идти без компании, пусть и навязанной, оказалось тоскливо. Пожалуй, только это роднило Амаль живую, и Амаль нынешнюю, что некому было поведать свои мысли, поделиться впечатлениями, разделить момент. Наверное, подвернись сейчас ей под руку кто угодно, даже Рамина, девушка бы не стала противиться этой компании.

Зацепившись за образ мачехи, Амаль четко представила ее надменно вскинутый подбородок, расправленные плечи, прямую стать. Та будто и впрямь пошла рядом.