(Не)упокойся с миром

Мирас еще раз оглянулся на Валида, беседующего у двери в келью Хейко со стариком-служителем. Встреча оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе юноша. Впрочем, остался еще один служитель — Мауни. Именно он больше всего убеждал Мираса, что невеста его уже рядом. Этого служителя угрызения совести вряд ли коснулись.

Мирас больше не захотел смущать ничьи умы и пошел наугад, надеясь, что не заблудится на прихрамовой территории. Сад тут был знатный. Плодоносящие деревья, густые аккуратно подстриженные кустарники, овощные грядки. Вдалеке виднелись хозяйственные постройки, и там шла оживленная работа: несколько строителей перестилали крышу, несколько возводили новые стены. Туда-сюда возили тележки с камнями и месили раствор.

Мирас почти обошел работников стороной, как услышал знакомый голос:

— Бездельники! Храм не заплатит вам за такую работу! Если считаете, что оплата идет за каждый день — ошибаетесь — по факту выполненного!

На Мауни была другая одежда, и обязанности, видимо, стали другими. Теперь он не сидел, собирая подаяния прихожан. Ему поручили стройку, и служитель показывал себя перед несколькими, склонившими покорно голову трудягами, те месили раствор до того, и тесали камни, но сейчас стояли перед Мауни, как школяры, задерживая и всех остальных.

Служитель распалялся все сильнее, он уже вставлял в речь строчки из святых книг, будто намеревался прочитать целую проповедь, перемежал их ругательствами на всех местных диалектах и сыпал обещаниями того, какая кара настигнет несчастных в послесмертии за тяп-ляп сделанную работу.

Вдруг Мауни прервался на полуслове, оглянулся по сторонам и сдулся, словно шарик, словно у него больше не было причин казаться излишне деловитым и строгим. Мирас успел заметить, как зашевелились густые ветви вдоль тропы: ушел кто-то, кто, как и парень, наблюдал за этой сценой.

— Работайте, — неожиданно тихо и миролюбиво разрешил служитель строителям, и те продолжили свое занятие.

А Мауни присел неподалеку, прямо на траву, периодически выглядывая, не появится ли вновь его соглядатай. Мирас подошел к нему ближе. Служитель выглядел уставшим и разочарованным жизнью, будто на него взвалили непосильную ношу.

— Тебя приставили надзирать, а не прохлаждаться в тени! — выдал юноша, не особо надеясь, что Мауни его услышит.

Однако тот взвился со своего места, не оглядываясь, подскочил к работягам, снова начал толкать речь. Те лишь на мгновение застыли, а потом продолжили работу. Мауни оглянулся, вглядываясь в каждую тропинку, тяжко вздохнул и потер виски, будто у него сразу разболелась голова.

У Мираса было много времени. Он еще пару раз подшучивал над служителем, а потом ему надоело, ну, право слово, жить в таком напряжении — никому не пожелаешь. К Мауни вернулся бумеранг судьбы.

Мирас вздохнул, на миг прикрыл глаза, и сам не понял, что произошло: прихрамовая территория сменилась незнакомой гористой местностью, где гуляло эхо под руку с ветром, парили гордые птицы, и облака цепляли снежные вершины. Вдалеке, с высоты виднелась лента реки, леса, состоящие из вековых деревьев, и никакого человеческого поселения вблизи.

Юноша понятия не имел, куда именно его занесло. Если все ранее происходящее поддавалось логике, то сейчас понять оказалось невозможно. Он ни разу не был в этой местности, его ничего не связывало тут, ни память, ни эмоции, ни мечты. Это Амаль хотелось повидать мир.

Воспоминание о супруге оказало эффект холодного душа. Мирас забеспокоился, как она там, в Вечном Мире. Он не слышал и не чувствовал ее больше. С тех пор, как его перенесло сюда, все больше и больше казалось, что их брак — не просто ошибка, но и вообще — только сон. Однако печаль коснулась юноши, легко, будто перышко, или паутинка на ветру. Он попробовал повторить чудо, закрыл глаза и представил Амаль, но открыв их, обнаружил, что по-прежнему стоит на горной тропе.

Тогда Мирас просто пошел вперед. За поворотом обнаружилось огромное, поросшее мягкой травой поле, на котором пасся табун. Прекрасные сильные кони с развевающимися гривами и хвостами, изящные лошади, быстроногие жеребята — не меньше сотни голов. Все тихо пощипывали сочную зелень мягкими губами и чувствовали себя вполне защищенными под охраной нескольких огромных мохнатых псов и их хозяйки — невероятной красоты девушки в непривычном глазу Мираса наряде: незнакомка была одета в черкеску и мужские обтягивающие штаны, за поясом у нее с одной стороны торчал кинжал, а с другой — кошка-пятихвостка.

Если бы Мирас все еще дышал, то, наверное, бы в этот момент забыл, как это делать. Его словно одновременно сжали огромным кулаком и в то же время подарили гигантские крылья. Он забыл обо всем, что происходило до сих пор, кроме того, что именно эта девушка предназначена ему в единственные возлюбленные. Фейерверк чувств обрушился на Мираса и захлестнул.