— Основная проблема заключается в том, что Гриммы выслеживают людей как раз через их эмоции и своей собственной души не имеют. Когда у кого-то открывают ауру, то его душа освобождается, иногда даже становясь видимой. У нас есть вполне достаточно свидетельств того, что Гриммы куда охотнее сбегаются именно к таким людям. Возможно, их эмоции тоже становятся гораздо ярче.
— Хм... — протянул Жон, отведя взгляд от Николаса.
Картина, нарисованная отцом, была довольно логична... и весьма жестока. Если открыть ауры всем людям, то это привлечет к ним еще больше Гриммов. Каждый человек станет притягивать монстров к себе и своим близким, но не будет способен от них защититься.
Но не означало ли это, что даже ушедшие в отставку Охотники по-прежнему очень сильно рисковали?
Может быть, именно поэтому они и собирались вместе в Анселе, продолжая патрулировать границы города до самой старости?
— И теперь на тебе тоже лежит это бремя, — произнес Николас.
"И своей рукой возлагаю на тебя это бремя".
— Так и что теперь, я вечно буду привлекать к себе Гриммов?
Николас и в самом деле намекал на то, что Жону следовало покинуть семью, чтобы не подвергать ее опасности?
— Нет, всё не настолько трагично. По крайней мере, в Анселе тебе ничего не грозит — здесь и без того живет очень много Охотников. Но обычно в таких случаях предлагают помощь с тренировками тем, кому недавно открыли ауру. Хотя бы до того уровня, чтобы человек смог продержаться до подхода подкрепления.
А... так проблема заключалась конкретно в этом.
— И ты не хочешь меня тренировать, — закончил его мысль Жон, заставив Николаса чуть ли не отшатнуться.
— У меня нет никаких возражений, если это будет сделано именно для твоей защиты. Мы можем начать сразу же, как только ты поправишься.
Вот какого хрена, а?.. Почему сейчас его отец решил ни с того ни с сего заняться его обучением, хотя много раз отказывал до этого?
— Но я должен кое-что у тебя спросить. Ты говорил, что желаешь стать музыкантом. Твоя цель не изменилась?
— Нет.
Николас слегка нахмурился и даже подался немного вперед.
— То есть у тебя не появилось никаких мыслей насчет карьеры Охотника?
— Я уже сказал, что хочу быть музыкантом. За столь короткий период я всё равно не сумею стать хоть сколько-нибудь сильным бойцом.
— Вот насчет этого я как раз и не уверен, — вздохнул Николас. — Похоже, фундамент у тебя более чем подходящий, раз ты смог убить Беовульфа не только без оружия, но еще и без ауры. Я могу пересчитать подобные случаи по пальцам одной руки, но там Гриммы были заманены смельчаками в ловушки или оказались уничтожены какими-то механизмами. Во всех этих ситуациях вовсю использовалась окружающая обстановка... Таким результатом, какого добился ты, похвастаться не может вообще никто.
— Это были всего лишь врожденные инстинкты, — отозвался Жон, заставив Николаса насмешливо фыркнуть.
— Вот только не надо рассказывать мне всё то дерьмо, что я скормил твоей матери. Никакие врожденные инстинкты не позволят подростку забить до смерти Беовульфа. Для этого тебе необходимы соответствующие тренировки.
— Ну, я видел их по телевизору.
— Попытайся еще раз. Таким штукам через телевизор точно не научишься.
— Путешествие во времени?
Николас закатил глаза, моментально отбрасывая в сторону саму возможность того, что этот ответ окажется правдой.
— Жон, я вовсе не злюсь на тебя. Пожалуйста, пойми... я очень рад тому, что ты спас жизнь твоей матери. Кстати, огромное тебе за это спасибо.
— Я подсматривал за чужими тренировками и кое-что повторял сам. И кроме того, Беовульфа требовалось всего лишь лупить трубой по башке, пока он не сдох, так что вряд ли я могу похвастаться таким уж большим мастерством в боевых искусствах.
А что еще Жон мог сказать? В упомянутую им правду всё равно ведь никто не верил, как, впрочем, и всегда.
Николас явно не был до конца убежден в озвученной Жоном версии, но всё же кивнул, принимая ее.
— И ты всё еще не желаешь становиться Охотником?
— Когда-то желал, потому и тренировался. Но теперь у меня есть другая цель. А почему тебя вообще настолько задевает эта тема? Ты расстраивался каждый раз, когда у нас заходил о ней разговор, и чуть ли не сиял от восторга в тот момент, когда я пару лет назад заявил о намерении стать музыкантом.
— Ты всё еще это помнишь? — вздохнул Николас, после чего отвел от него взгляд. — Разумеется, помнишь... Я еще ни с кем не говорил об этом, кроме твоей матери.
— Тогда тебе совсем не обязательно это делать, — сказал Жон.
Ему действительно было бы интересно узнать причину, но не ценой каких-нибудь новых проблем. В конце концов, "почему" всегда оказывалось куда менее важным, чем "что" и "как". Если его отец не желал, чтобы сын стал Охотником, то его мотивы тут уже не имели особого значения.
— Я всё равно тебе это расскажу, — пожал плечами Николас. — Ты заслужил узнать правду после того, как спас мать и попутно вбил ей в голову мысль, что я просто не даю тебе развиваться.
Он некоторое время молчал, задумчиво почесывая подбородок и, скорее всего, решая, с чего ему начать.