Не властью единой

С дюжину верст. Всего-то! Припять… Вот откуда явились волхвы… с жертвами! Девок же они с собой привели. На ладье явились. Оставили корабль на реке, дальше пешком – к капищу. Сладили свое кровавое дело – и обратно к ладье. А там – поминай как звали! Явятся ли еще на болотный остров? Обязательно! Волхвы же… капище! Послать туда засаду? Далековато. Дюжину воинов накладно держать, даже полдюжины – накладно. Да и не лишние они в Ратном. Оставить же одного-двух – что толку? Если волхвы и объявятся – как сообщить? Нет, не успеть перекрыть дорогу, никак не успеть. Даже до ладьи не добраться – все ж не ближний свет.

Ладья… Так, может, и рать кованая по реке явилась? Самый простой путь… Хотя эти могли и на лошадях. Просто оставили коней где-то рядом… А может быть, это одни и те же люди – волхвы и кованая рать? Ну, тут только гадать остается. Маловато данных… пока маловато. Эх… комарья-то!

Вернувшимся рассказали все. И о капище. И о повешенных девах. Парни порывались было бежать глянуть, так стемнело уже, глаз выколи. Потому и решили обождать до утра, до рассвета. Погасив костер – мало ли кого привлечет, накличет! – улеглись в траву, уснули под трескучие трели сверчков и отдаленное кукованье. Вот послышался дятел… а вот – хлопанье крыльев и писк… А вот за болотом резко вскрикнула выпь. Два раза. То подавал условленный знак оставленный на сторо́жу Ермил. Два крика. Чужаков нет. Все спокойно. Если бы было три, то… То нужно было бы объявлять тревогу. Но трех не было… было два. Спокойно все… спокойно…

Утром стали хоронить дев. Подошли к капищу с рассветом. Росная трава намочила порты и обувь. Поднимаясь к светло-синему небу, на глазах таял белый ночной туман. Радостно приветствуя солнышко, в зарослях краснотала запели жаворонки.

– Ого!

Парни невольно вздрогнули, заметив висевшие на дубу трупы. Ну, правильно, одно дело рассказы, и совсем другое, когда вот так – воочию. Хоть и привычны к смерти, но тут…

Сменившийся с ночной стражи Ермил и Велька ловко забрались на дерево, перерезали веревки… Один за другим трупы упали в траву, как перезревшие груши.

Архип, Златомир, Вячко рыли могилы. Чуть в отдалении, у болота, земля оказалось мягкой – песок. Рыли подручными средствами – палками, ножами, руками… Управились за пару часов, упрели – солнышко выглянуло, уже стало жарко.

Одно за другим тела поднесли к могилам, положили… Выстроились напротив шеренгой. Страшно было – обезглавленные тела, с распоротыми животами…

– Сволочи эти волхвы, – угрюмо прошептал рыжий. – Гады!

Ермил лишь перекрестился:

– Господи Иисусе… Господин сотник, пора молитвы честь?

– Обождите… – Миша нагнулся к убитым. – Осмотрите внимательно всех. Что-нибудь скажете?

Ну и смрад же стоял, господи!

И все же, ратники – народ не брезгливый. Сказано осмотреть – осмотрели.

– Это рабыни, скорее всего… холопки-челядинки, – обернулся склонившийся над телами Ермил.

Сотник подошел к парню:

– Сие из чего следует?

– Из рук, господин сотник. Ладони-то заскорузлые, к работе привычные. Да и пятки натоптаны. Босиком девы хаживали, не в сафьяновых сапожках красовались.

– Кто-то за долги продал… или так… – вслух предположил Велька.

– Господин сотник! Взглянул бы…

Голос десятника Архипа изменился – стал как-то выше, более нервным, что ли…

– Что такое?

– Вон, на спине…

Спина мертвой девушки была вскрыта, словно кубышка отмычкой! Ну, не отмычкой, конечно, – мечом! Темнела запекшаяся кровь. Белели вывернутые наружу ребра…

– Красный орел, – тихо промолвил десятник. – Была такая казнь у нурманов. Жесткая казнь! Ударом меча вскрывают спину, вытаскивают ребра и легкие… Легкие, видно, вороны склевали… а ребра – вот. Боль – жуткая. Представляю, как она должна была кричать!

– И здесь вся спина исполосована! Но тут похоже – плетьми.

– И у этой – спина…

– И у той…

– А тут… не знаю как и сказать… Причинное место растерзано!

– И у этой тоже…

Господи… хорошо, Добровоя с Ратко осталась. Однако же это кем надо быть, чтобы учинить такое? Точно – оборотнем, вурдалаком. Нелюдем, да!

– Их не сразу в жертву… Сначала поиздевались. Вдоволь, ага…

– Бедные девы…

– Закапывайте! – сухо приказал сотник. – Корчаги – тоже в могилы. Уж не важно, где там чье…

Закопав дев, насыпали над могилами холмики, вырубили из тонких деревьев кресты. Встали вокруг, опустив головы… Ермил прочел молитву…

Миша не беседовал сам с собой – не тянуло. Пусто стало в душе, как тогда, в Царьграде, после смерти Варвары. Как она мучилась… как просила убить…

Но это – Варвара. А здесь – совершенно незнакомые девы, рабыни, которых специально купили и привели сюда, чтобы жестоко замучить и убить. Принести в жертву… Даждьбогу? Или кому-то еще, куда более кровавому?

– Господи Иисусе Христе, прими в Царствие Твое несчастные души…

Их надо найти и убить! Всех, кто это сделал. Кто бы они ни были. Найти обязательно – ибо такие уроды просто не должны жить.

К вечеру ратнинцы похоронили убитых. Тех, кто остался «на пасеке» и рядом, в лесах. Нет, не забыты Трофим, Дарен, Велебуд. Трое парней, ратников, подававших большие надежды.