Не возжелай мне зла

Легко сказать. Сначала он с энтузиазмом сосал, потом играл соском, снова сосал. И только потом засыпал. Переменив пеленки, я будила его, прикладывала к другой груди, но он начинал капризничать и отказывался кушать. А после кормления извивался, брыкался, потом плакал и кричал, издавая жалобный животный писк, словно его все бросили и оставили одного.

– Кажется, мое молоко испортилось, – сказала я патронажной сестре.

– У него просто колики, – засмеялась она. – Ничего страшного. – Она была воплощением здравого смысла. – А за своим питанием вы следите?

За своим питанием я следила. Делала все, что мне советовали. Старалась отдыхать. Заботилась о том, чтобы мы оба как можно больше дышали свежим воздухом, общалась с другими мамашами. Всю жизнь пыталась подчинить строгому распорядку, как можно чаще его обнимала, ласкала, веселила. Ничего не помогало. Он не поправлялся, в весе не прибавлял, и тогда мне предложили прикармливать его дополнительно из бутылочки.

– Мальчик у нас любит покушать. Вы тут ни при чем, – сказала патронажная сестра. – Не принимайте на свой счет.

И вот однажды Фил вернулся домой и увидел на кухне бутылочки и стерилизатор. Он так и разинул рот:

– Это еще зачем?

– Робби совсем не прибавляет в весе. Я решила его прикармливать.

– А по мне, он выглядит нормально. Я считаю, тебе надо и дальше кормить грудью.

– Ага, тебе легко говорить! – закричала я. – У тебя не потрескались соски, ты спишь сколько влезет! А я все время не высыпаюсь. Скоро с ума сойду.

– Лив, у тебя же ребенок! – разочарованно посмотрел он на меня. – Скажи честно, неужели это так трудно?

Фил вышел из кухни, а я минуту еще плакала от жалости к самой себе, а еще минуту думала, давать Робби молочную смесь или нет, но потом решила, дам, и плевать, что на это скажет Фил. Я начала поить Робби из бутылочки, одну утром и одну перед дневным сном, и через несколько дней он явно обозначил свои предпочтения. Оказывается, он бросал мою грудь и плакал лишь потому, что хотел сосать резиновую соску. Как только она попадала ему в рот, с огромным удовольствием начинал сосать, а потом крепко засыпал.

Я уверяла себя в том, что я не неудачница, но Фил даже перестал со мной разговаривать.

– Я и не подозревал, что ты такая лентяйка, – пробурчал он, когда я попыталась с ним побеседовать.

– Слушай, если бы ты чаще бывал дома…

– Но кто-то должен зарабатывать деньги.

– Фил, у меня такое чувство, будто меня все бросили!

– Вступи в какой-нибудь клуб, что ли… Придумай что-нибудь! Съезди к Лейле! Господи, Лив, ты же умная женщина! – С этими словами он вышел из кухни.

Я пыталась посещать две группы матери и ребенка, но сблизиться ни с кем не удалось, любой разговор заканчивался тем, что собеседница принималась неумеренно хвастаться: мой мальчик уже может делать то, моя девочка может делать это. Мне нужно было нормальное общение, а я уходила оттуда чаще всего с чувством собственной неполноценности, будто недотягиваю до каких-то стандартов.

С Лейлой мы старались видеться хотя бы раз в неделю, но она ходила на курсы врачей-терапевтов и, когда Марку только исполнилось два месяца, вышла на работу. Имея множество родственников в Эдинбурге, она могла не искать няньку и не страдала от недостатка в общении. А я не успела даже закончить аспирантуру и собиралась выйти на работу, когда Робби исполнится полгода. Сама не знала, хочу я этого или нет, печальный опыт охладил рвение, подорвал оптимизм и уверенность в себе. Моя пациентка умерла, и ни знания, ни опыт, ни собственное желание, никакие старания стать образцовым врачом этого уже не изменили бы. А теперь вот у меня самой родился ребенок, и я не могла не думать о том, что со смертью Сэнди оборвалась еще одна жизнь – жизнь ее новорожденного сына. Иногда, держа на руках Робби, я словно чувствовала присутствие другой матери и другого ребенка, призраки незримо стояли рядом, и я могла коснуться их рукой. Приходилось прилагать множество усилий, чтобы не поддаться этим мрачным переживаниям, но бывали дни, когда чудовищность моей ошибки невыносимым грузом ложилась на душу, казалось, сам воздух вокруг ме ня заражен, будто промышленный город смогом, и мне оставалось лишь спрятаться куда-нибудь подальше и заплакать.

И все же я старалась находить в жизни положительные стороны. Например, в том, что я перестала кормить грудью, оказалось два плюса: Робби стал лучше спать, а значит, и я тоже, и теперь можно было без опаски принимать обезболивающее, ведь нога продолжала болеть. Впрочем, таблетки помогали не сказать чтобы очень. Я ходила на курс физиотерапии, но и он не слишком помог; если честно, с ногой становилось все хуже. Однажды я пошла гулять с Робби в парк, а там встретилась еще с двумя мамашами, поболтала с ними немного, сходила в магазин, а когда возвращалась домой, нога так разболелась, что я чуть не плакала. Прописанное мне противовоспалительное почти не действовало.