Не все ангелы летают

Я так долго глядел на переднюю панель немецкого минивэна остановившимися глазами, что племянник не выдержал, помахал у меня перед лицом ладонью:

– Эй! Ты что, в ступор впал, дядя Вася?

Я оттаял и посмотрел на него:

– И Богданыч завещал пансионат мне?

– Да! – широко улыбнулся Гриша.

– А почему не тебе?

– Потому что я – шалопай! На, читай.

Григорий протянул мне листок бумаги. Я прочел написанную аккуратным почерком записку Богданыча, адресованную мне. В ней он с обычным своим юмором сообщал, что, похоже, надолго здесь не задержится и хочет распорядиться доставшимся ему хозяйством. Единственным порядочным человеком, который дружит с головой, по его мнению, являюсь я. Григорий, хоть и находится ближе, не подходит. Его девки оберут до нитки. Я же сумею быть настоящим хозяином, опыта у меня достаточно, и о Григории позабочусь, и в беде, если что, никого не оставлю (вероятно, Богданыч имел в виду свою непутевую дочь).

Напоследок он спрашивал, разбирал ли я партию за звание чемпиона мира? Ему кажется, у претендента просто нервы сдали, иначе бы он действующего подвинул.

Я грустно улыбнулся этому присутствию духа у смертельно больного человека. Фронтовиков не сломать!

Сунув записку в нагрудный карман, с намерением сохранить на добрую память, я улыбнулся Грише:

– Вот теперь мне, кажется, стало понятно!

– Слава богу! – обрадовался Григорий.

– Я не о том, о чем ты подумал, – вынужден был разочаровать его. – Я понял наконец, за что в новейшей истории меня уже трижды пытались грохнуть! А я-то чушь какую-то себе насочинял! Про ревнивых жен, их ревнивых сестер, ревнивых мужей ревнивых сестер, про любовниц и их ревнивых любовников, ополчившихся против меня… Ополчаться – это в традициях у нижегородцев… – пояснил Грише на всякий случай. – Да еще до кучи сюда коллегу по работе приплел, невинного, аки младенец! Тому лишь бы в аквапарке с горки покататься, а я его в душегубы записал…

Настал черед племянника глядеть на меня квадратными глазами.

– Я ничего не понял, кроме того, что у тебя там – натуральный Декамерон!

– Какой вы, Григорий Борисович, однако, начитанный! – с большим уважением сказал я.

– Конечно! Чужие жены с мужьями за ним гоняются!.. Давай-ка поподробнее!

Я принялся рассказывать Грише все по порядку: про отравленный кофе, про соседа, угодившего под колеса автомобиля, про собственное падение в спортгородке. Закончил повествование словами:

– Понимаешь, я там всякие варианты перебирал. Но что ветер дует из Одессы – подумать не мог, потому как не только не знал о наследстве, но даже не представлял, что на свете есть хоть один человек, который может мне наследство оставить. Так что давай покумекаем, Гриша, кто еще готов на это состояние претендовать? Кто он, человек, узнавший о наследстве раньше самого наследника?

– Это не я! – приложил руку к сердцу Гриша. – В смысле, о наследстве знал, но ты мне живой больше нравишься.

– Понятно, что не ты. Пансионат ты вполне можешь на себя оформить без того, чтобы лишать меня жизни. Я не буду против.

– Ты хочешь, чтобы меня грохнули?

– Типун тебе на язык!

– Богданыч знал, что ты – такой. Поэтому тебе все и оставил. Тебе, Вася! Насчет меня он был прав. Девки у меня все растащат. А не дай бог, что случится, так – вообще. Нет, Богданыч верно рассудил… Ближе нас с тобой у него никого не оставалось. Да и завещание оформлено на тебя. Как мы это переиграем? Как ни крути, а в наследство тебе вступать.

– Кроме тебя кто об этом знает?

– Только нотариус. Я никому не говорил. Хоть и не всегда дружу с головой, как считал Богданыч, но это касается лишь женщин.

– А дочь Богданыча! – вдруг озарило меня. – Про Элеонору-то мы чего не думаем? Уж она-то скорее всего имеет желание завещание оспорить! Она-то про него знает наверняка.

– Знает. Она присутствовала у нотариуса. Собственно, нас двое и было. Свой экземпляр завещания Богданыч отдал мне вместе с запиской для тебя незадолго до смерти.

– Ну, вот! – расхохотался я. – А говоришь: «Никто»! Говоришь, с головой дружишь!

– Я же оговорился: когда не касается женщин… И сказал, что лично я – никому не говорил… Элеонора не собирается завещание оспаривать, – почему-то уверенно заявил Григорий. – Я с ней общался. Я-то, полагаю, нашел к ней подход.

– Ну, еще бы! Чтобы ты, да не нашел подход к женщине? Я бы сильно удивился!

– Не в том смысле. Я молоденьких люблю… Понимаешь, Элеоноре, мне кажется, сейчас не до того. Во-первых, она и так хорошо упакована. Четыре квартиры в Одессе имеет, одна другой больше… Сколько денег на счету – не знаю, но кое-что имеется.

– Много бывает чего угодно: проблем, забот, трудностей… Только не денег! – возразил я.

– Какие-то заморочки у нее. После встречи у нотариуса я прямо спросил ее: «Обидно?» Она ответила, что такова воля отца. С тобой, мол, почти не знакома, но отец в людях разбирался. Я предложил вам встретиться, обсудить. Ты, говорю, человек справедливый. А она повторила, что, раз отец так решил, чего обсуждать?..