Не забудьте выключить телевизор

К черноте двери вели ступени. В доме царил мрак. Коридор с низко нависающим потолком увлекал вперед и постепенно сужался. Согнувшись, Русинский прошел несколько метров, свернул, прошел прямо, опять свернул, сделал еще несколько поворотов и понял, что заблудился. Самым надежным решением было проделать обратный путь. Он так и поступил, но в итоге оказался у стены с нарисованной во всю ширину картиной, неразличимой во тьме. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он вновь направился вперед, и вновь было хитросплетение коридоров, повороты с ровными углами стен — и больше ничего, кроме неясных картин, углов и петляния.

Через час Русинский понял, что выбился из сил. Запаниковав, он пытался пробить стену ударом ноги, но ничего не вышло — стена была тонкой, словно бумажной, но крепости необычайной и пропитанной чем-то вязким и пахучим.

Русинский опустился на корточки. Вынул из кармана сигарету, зажигалку, высек огонь и долго смотрел на свой потертый заслуженный лайтер. Кремень еще не вытерся, бензина хватало. В дрожащем круге света прояснился рисунок на стене. Все было выполнено в предельно реалистичной манере: он, Русинский, собственной персоной, произносил тост на двенадцатилетии своего сына.

Сняв с ремня фляжку со спиртом, он отвинтил крышку и сделал глоток. В нос ударил ядреный запах, и вдруг рискованная мысль вспыхнула в мозгу. Русинский хлебнул еще, затем вынес руку с воспламененной зажигалкой прямо напротив лица и с шумом выпустил спирт на волю. Горизонтальный столб огня ударил в стену. Помещение вспыхнуло как лужа бензина. Пламя рванулось по стенам, заполнило воздух.

Заслонившись полой плаща, Русинский вскочил на ноги и уже решил прорываться через красный раскаленный лес, но огонь стих также быстро, как взвился. В едком дыму он увидел, что все без исключения стены исчезли, рассыпались пеплом, открыв пустую площадку. Ее размер казался непомерно большим для такого скромного со стороны фасада дома.

Дымное удушье понемногу отступило. В ноздри поплыл запах крови или морской воды. Русинский обнаружил себя в центре зала. Перед ним стоял крепкий стул с резной спинкой. За ним расстилалась гладь бассейна. Водоем занимал примерно половину площади. Слева и справа и в дальнем конце его ограничивали бетонные стены. Стену напротив украшало изображение петли; конец свободной линии перечеркивала другая, образуя крест. На тихой зеленоватой глади замерли обрывки газет, старый ботинок, размокшие окурки, распотрошенные книги — что-то про масонов, или, может быть, УК, подумал Русинский — и среди прочей дряни на глади бассейна распластался парадный мундир с капитанскими погонами.

Рядом с этой настойкой из мусора Русинский почувствовал себя очень чистым, свободным изначально, и заметив на краю бассейна бутылку из-под «Монастырской избы», он без злости пнул ее в воду. «Если кто-то в чем и виноват, то только ты сам, — думал он, сунув руки в карманы. — Но кто ты сам? Неужели вот это? Вонючая лужа, в которой плавает всякая грязь?..» Тема показалась плодотворной, и он вовлек себя в задумчивость.

Тем временем на дне бассейна возникло мерное зеленоватое мерцание; оно постепенно усиливалось, становясь похожим на подсвеченный снизу гейзер, или как если бы какой-то сумасшедший халиф кипятил в нем изумруды.

— Что за черт, — растерянно обронил Русинский.

Словно откликнувшись, вода забурлила с удвоенной силой. Сила кипения росла, распуская во все стороны играющий, точно шелк на солнце, свет. Все играло, струилось. В промельках змеящихся разноцветных линий он разглядел Лану, обитый серебром каземат, летящий в небе эскадрон, два десятка человек на берегу реки и толпу на скотомогильнике, и многомудрого Мага, и сурового Деда, и сгорбленного Петра, и спящий лес под винтами грохочущего вертолета. И все это продолжается веками, подумал Русинский, все по одному, и сколько раз нужно родиться, чтобы изжить это все, чтобы не липло больше, не цепляло, и разве можно исчерпать эту грязную воду, выпить ее до дна, и какой смысл чего-то ждать, и делить ее на части, и стегать ее кнутом, стрелять в нее и пытаться сжечь до основания?

Картина перед ним смешалась в однородную массу. Она дышала, наливаясь венозной тяжестью, и когда серые лучи заполнили весь зал, и не осталось ничего, кроме серости, вода отделилась от своего квадратного ложа и начала постепенный подъем, вставая от дальнего края стеной, надвигаясь на Русинского, который мог бы упасть, если б не укрепившее его силы ощущение чего-то очень загадочного и простого, чувство, к разгадке которого он шел по жизни с первых дней. Он совершенно не опасался, что стена воды рухнет на него.