Он занервничал и осторожно заглянул в комнату, где спала Таня. Максим с облегчением выдохнул — судя по расслабленной позе и глубине дыхания, спала она крепко и вряд ли догадывалась, чем он занимался на кухне. Осторожно прикрыв дверь, он скомкал исписанную бумагу, сунул её в пепельницу, поджёг и, глядя на горящее письмо, начал вспоминать.
Вчера заболела их с Таней собака. Увидев свисающую из пасти кобеля тягучую слюну, Макс не на шутку перепугался — заподозрил бешенство, и кинулся искать ветеринара. Однако найти врача не удалось. Гослечебница в субботу не работала, а все частники, вероятно, проводили жаркий летний выходной на природе: ни один из указанных в «Ярмарке» телефонов не отвечал. Тем временем выяснилось, что собака, хоть и не слишком охотно, но пьёт. Знакомые собачники со стажем заявили, что обильное питьё — это при любой болезни самое важное, и посоветовали спровоцировать у пса более сильную жажду, напоив его водкой. «Заодно внутренности продезинфицируются, зараза пока распространяться не будет, да и вообще — расслабится животное, поспит, с силами соберётся», — поясняли доморощенные знатоки.
Болезнь собаки нарушила привычный жизненный уклад. Безработный и почти смирившийся с безденежьем Макс перешёл в состояние «деньги кончились, привычки остались». Он потратил последние 20 долларов из сделанной Таней заначки на 0,7 «Абсолюта», а потом, злясь на Таню из-за молчаливого неодобрения, втолковывал ей, что мелочиться в критической ситуации — мещанство и пошлость, главное сейчас — купить водку высшего качества, иначе эффекта от лечения не будет.
Ближе к ночи на улице стало прохладнее, и собаке полегчало — как выяснилось позже, днём с овчаркой случился тепловой удар, которым объяснялась и вялость, и лёгкое обезвоживание. Таня легла спать и быстро заснула, а вот Максиму не спалось. Сначала уснуть мешало вызванное утренней размолвкой раздражение, а после того, как он успокоился и задремал, на него набросились полчища озверевших от жары комаров. Макс решил переждать их нашествие за выпивкой, благо бутылка «Абсолюта» после лечения собаки осталась почти нетронутой, и уединился на кухне.
Выпив пару рюмок, он впервые за много месяцев задумался о том, как ему быть дальше. Начать новое дело у них с Васильевым не получилось, поэтому он вот уже полгода перебивался случайными заработками и проедал деньги, оставшиеся от прошлогоднего бизнеса. К счастью, последнюю оставшуюся у Макса тысячу долларов Васильев сумел пристроить каким-то знакомым под 10 % в месяц. Из ежемесячной стодолларовой ренты семьдесят пять долларов Максим отдавал за съёмную квартиру. Соответственно, на еду и сигареты оставалось 25 долларов. Бодрясь из последних сил, Макс перешёл с «Кэмела» на «LG», отказался от импортного пива, мясной нарезки и йогуртов, но ситуацию это не спасло — денег хватало в лучшем случае на неделю. Если бы не родительские посылки с картошкой, овощными соленьями и тушёнкой (той самой, которую Макс отправлял бережливым родителям в прошлом году), есть им с Таней было бы нечего.
«То есть не только денег не зарабатываю, но даже профессии, считай, не имею. Что я реально могу? Продукты мелким оптом продавать и грузчиком работать. Продажами у серьёзных коммерсантов сейчас родственники или друзья занимаются, со стороны они людей не берут. Даже грузчиком сейчас на нормальную зарплату без связей хрен устроишься, — размышлял Макс. — Да и была б профессия — например, инженер-мелиоратор после политеха, учитель русского или даже переводчик — куда бы я с ней сейчас сунулся? Про инженера и говорить смешно, там зарплаты до сих пор советские, долларов тридцать-сорок. У переводчиков в этом городе наверняка все хлебные места поделены, а остальных выпускников РГФ с распростёртыми объятиями только в нищих школах ждут, где учителя за еду из столовки работают. Хотя какой, блин, переводчик, туда ещё поступить надо, потом минимум пять лет учиться, причём, плотно, без халявы. А я даже на филфаке ни одного семестра не проучился, некогда было…».
Если бы Максу полгода назад рассказали, что его главными проблемами снова станут еда, жильё и обеспечивающая эти потребности работа, он бы не поверил. Тогда, в декабре ничего из перечисленного выше его не беспокоило: тогда вместо беспокойства был страх. В декабре он не знал, кого больше бояться: местных отморозков, с которыми мутил Орленко, или московских банкиров, которых могли натравить на них с Васильевым бывшие столичные партнёры.