Атын порадовался, что оставили лошадей не близко, в весеннем месте. Велели им ждать. Воинские кони и умница Дайир поняли, заржали тихонько, провожая глазами. Вволю попасутся на лугу, не знавшем косы. А не дождутся, так сами найдут дорогу домой.
Всюду в долине валялись катышки конского навоза. Нашлись два початых, почернелых стожка на краю – не в долине кошенные, привозные. Знать, кто-то увел лошадей. Да и то, чем их тут кормить…
Не проходило ощущение тяжелого сна.
Прятались от волосатых чучун. Дикари шатались по двое и ватагами. Чучуны обходились без одежды. Рыже-бурый мех покрывал их целиком, лохматясь на широких плечах и спинах. На темных складчатых лицах под вислыми бровями сверкали лютые ярко-красные глазки. Голоса были как свистящий ветер и собачий лай. В могучих и длинных руках чучуны сжимали короткие толстые копья с каменными наконечниками.
К вечеру за холмом у смоляного озера обнаружилось предиковинное сооружение.
– Вот он – Бесовский Котел, – выдохнул Атын потрясенно.
Котел был сбит из трех огромных железных домовин. Стены обшивали литые плахи, побитые лишаем времени, но не ржавые. Домовины соединялись гибкими перемычками из очень толстой, гладкой коры. Покатую тройную крышу прикрывали округлые купола, увитые изогнутыми трубками и черной проволокой. Казалось, Котел лукаво щурился – вместо окон в головной части и по бокам темнели прорези. Пластины в них взблескивали сквозь решетку. Дверей совсем не было видно. Спереди выставилась подвижная труба-дымоход – таким Атын представлял нос Водяного быка. На конце этот хобот расширялся и словно принюхивался к воздуху, поводя железными ноздрями. Хвостовая домовина завершалась прозрачным волдырем, выдутым из незнакомого вещества. В пузыре плескалась бесцветная жидкость. Котел опирался на мощные опоры, похожие на колеса конных повозок, в которых иноземные торговцы привозили товары в Эрги-Эн. Эти были больше раз в пять, если не в семь, и обиты зубчатыми полозьями толщиною в половину локтя.
Возле Котла, застыв в нечеловечески перекошенных позах, торчали железные великаны! Как у людей, у них были головы и руки, туловища громоздились на неохватных ногах. Но глаз, ртов и носов на плоских лицах не было. Голубые и алые очи горели-моргали на помятых круглых брюхах.
Атын скоро убедился: не живые существа – созданные для чего-то ходячие приспособления, а их очи – указатели неведомых измерений. Наследный кузнец с уважением подумал о мастерах, сотворивших столь разумные устройства.
Внезапно из трубы дымохода хлынула невыносимая вонь. Тягучими волнами вырвались в воздух ноющие, дребезжащие звуки, да так оглушительно и безысходно, что захотелось кричать и бесноваться! Атын все же не растерялся, достал из-за пазухи маленький туесок с прошлогодней брусникой. Он собрал мерзлые ягоды в одном из снежных «зимних» мест и выдавал помаленьку, чтобы десны не пухли без молочной еды и привычного тара. «В уши, – показал непонятливым близнецам, – в уши затолкните, не в рот!»
Земная сила брусники – госпожи северных ягод, что всегда справляется с головной болью от угарного дыма, и тут перебила навязчивый шум. Ослабила и зловоние, как умеют умерять его вбирающие запахи камни Хозяек Круга.
В затхлой ступенчатой котловине, куда заглянули случайно, оказалось, живут люди. На верхнюю ступень вышел старик с дырою в темени, выслушал Атына и подсказал: не иначе, девушка в Котле. У Котла было второе женское имя – Самодвига. По словам старика, Самодвига умела передвигаться и метать в людей огненные мячи, а в железном чреве ее обитали бесы.
Чучун поубавилось. Забрались, верно, в свои берлоги. Люди в селенье у черного озера тоже спать улеглись. Если что, ребята отвлекут дозорных дикарей. Стражи возле Котла нет – вот что подозрительно. Удача, если просто так нет, без умысла.
Из мглистых пластов выныривали, тоскливо вздыхая, смутные груды мрака. Откуда-то капала густая угольная взвесь и не оставляла следов. В пеленах неба мелькала луна. Над древом-исполином коротко, без грома, блеснула молния. Или звезда упала?
Котел вкрадчиво выдвигался из тумана. Еще вечером Атын заметил: ни Самодвига, ни холм не отбрасывают теней. И свою тень парень не видел. На почве Долины Смерти не отражались тени земных душ. Наверное, потому, что она – мертва…
В Котле стукнуло и грохотнуло. Из ноздрей дымохода с огнедышащим паром и воем выстрелила струя свирепого смрада, и земля, объятая мертвым сном, сотряслась… О-ох! Будто, поужинав гнилыми костями, дохнули в щель рудные бесы! И пошло, и пошло – скрежет, визг, скрип, лязг-дребезг! Казалось, в Котле собрались все звуки, что способно издавать железо. Никогда еще не были они так противны Атыну. Присел, сжав ладонями уши, зубы стиснул до боли в челюстях. О бруснике забыл…
Едва прекратились звуки, пропал и ужас, сводящий с ума. Атын вытер слезы, отдышался, борясь с тошнотой. Тяжелая голова шла кругом. Поднялся медленно, сонно, как карась весною из ила.