Небесный огонь

Закидывали арканы наверх – не получилось зацепить. Крыши прилегали плотно, трубы изгибались витиевато, да округло. Нос-дымоход, мерещилось, подозрительно принюхивался. Братья хотели было и на него аркан забросить, но дымоход напрягся и задрожал – собрался, видно, издать зубодробильные звуки и вонь. Пришлось отступить.

Стенки огромного гладкого пузыря в торце последней домовины были намного мягче коры перемычек. Можно, наверное, взрезать, выпустить воду. А толку? Прозрачный пузырь лепился к глухой стене.

Котел дыбился крепость крепостью. Как же Атын исхитрился зайти, или кто-то оттуда втянул и снова двери задраил? А ведь утро скоро. Что же там творится, в проклятой Самодвиге?!

Братья прикинули: если подтащить к стене железного великана, забраться на него Чэбдику да Чиргэлу встать брату на плечи, наверняка удастся дотянуться и заглянуть в прорезь.

Животы у железяк были скользкие, все в жирной смоле с неприятным запахом. Близнецы мигом перепачкались. Насилу сдвинули с места одного великана, который показался менее тяжелым. Уже и внимания не обращали на его возмущенно моргающие голубые и красные глазки. Забылись, покрикивать начали, волоча громадину…

Вот и призвали беду. Из-за холма послышался топот-гомон, и, размахивая копьями, выбежала гурьба чучун! Чэбдик успел спрятаться за великанскую спину. Дикари его не заметили, а Чиргэл, как назло, зацепился штанами за какой-то крючок в железной ножище. Замешкался, дернул и оторвал лоскут штанины. Птицей за холм полетел! И чучуны ветром мимо Чэбдика пронеслись, оставив за собою хвост запаха потной шерсти.

«Чиргэл в селенье надеется скрыться, – стукнуло в голову Чэбдику. – Не добежит! Эти твари скачут не хуже лошадей». И молнией сверкнула удачная мысль… Чэбдик стремглав дунул к другой стороне холма, благо тот был гораздо ближе. Чиргэл должен сообразить, что близнец надумал. Они всегда думают одинаково!

Дождавшись, когда брату осталось несколько шагов до того, чтобы завернуть за покатое подножие холма, Чэбдик выпрыгнул с противоположного конца и закричал изо всех сил:

– Чучуны! Ку-ку!

Чиргэл обернулся, прежде чем исчезнуть за холмом. Чэбдик издалека увидел белое пятно вместо лица. В груди захолонуло: уразумел ли брат, что нужно делать? Заклинал отчаянно: «Думай же, думай, не беги!»

Дикари споткнулись друг о друга, попадали – куча-мала… Двое вскочили, ревя яростно и удивленно. Без слов были понятны нечеловеческие вопли. Как же так? Чужой воин только что туда бежал, а оказался здесь!

Топча руки-ноги собратьев, поднявшиеся чучуны развернулись обратно. Кому-то переломали хребет, оставили лежать измочаленным комком грязно-бурой ветоши. Их волосатые сердца, говорят, не ведают жалости… И все слилось в глазах Чэбдика: черные зверские лица, раззявленные пасти, лохмы длинных волос, тупые каменные копья… Жуткие существа надвигались на него с пронзительным посвистом и лаем, как свирепые псы… Ох, как псы и набросятся сейчас, раздерут в клочья!

Чэбдик помертвел, ноги дрогнули. Шагнул за округлость холма, привалился к пологому склону и зажмурился. Молился: «Брат, догадайся!» Открыл глаза и услышал:

– Ку-ку! Чучуны! – кричал Чиргэл.

Смекнул, слава богам! Хватило времени чуть передохнуть, отойти от страха, пока дикари бежали к брату. Потом снова, едва они и развернулись и стали приближаться к Чиргэлу, завопил:

– Чучуны! Ку-ку!

Опять столпотворение, свалка, треск костей, крутой разворот, неистовый гвалт… Черно-бурая туча, издырявленная горящими угольями глаз и красно-белыми пастями, повернула назад.

Чэбдик стоял, прислонившись к холму. Пока кулак сердца вбухивал в грудь удар за ударом, словно тренируясь на мешке с песком, голова думала: как же, наверное, бедняге Чиргэлу страшно.

– Ку-ку!

Раз восемь разъяренные дурни бегали туда-сюда. Трое валялись на покрытой кровью тропе. Один был ранен и, жалобно скуля, тщетно призывал кого-то. Сколько можно было обманываться схожестью пришельцев? Не бесконечно же продолжаться детской игре. Чэбдику даже совестно стало за пустоголовых. Тут бы и звери хитрость почуяли, а эти хоть дикие, все-таки люди!

Но вот чучуны не ответили на птичий клич Чиргэла. Сгрудились посередке, засвистали, как шквальные ветры, замахали руками… Кончилась удача.

Чэбдик жег пятки, огибая холм слева, со стороны селенья, и вновь молил близнеца: «Сюда, ко мне, ко мне беги!» Не заметил, как брат выстрелил из лука, как раз оглянулся и прянул от нападающего дикаря… Вернее, дикарки. Стрела вонзилась ей в горло. Дикая женщина оскалилась – то ли еще не осознала конца, то ли хотела напоследок запустить клыки ботуру в шею. Не донеслась в прыжке, лишь царапнула локоть когтями. Рухнув вниз лицом, захлебнулась коротким лаем. Пронзившее могучую шею жало стрелы высунулось из косм над лопатками, и дымная кровь ожгла мертвую землю долины.