Небо для Баккена (СИ)

Спектакль был очень хороший, хотя к старинным легендам не имел никакого отношения. Лив с отцом представляли сказку о Догадливом Нильсе, добывшем себе в жены королевскую дочку, – вещь простецкую, детскую, но делали это столь искусно, что все посетители трактира, от пятилетней внучки купца Тормода Вилда до суровых охранников каравана, завороженно следили за тем, как движутся по белому полотну тени от жестяных фигурок, ахали и восхищенно смеялись шуткам актеров. Лив с ее звонким голоском и басовитый папаня умудрялись говорить за шестерых персонажей так, что их невозможно было спутать. Когда сказка закончилась, восхищенная публика долго хлопала.

Довольная раскрасневшаяся Лив объявила, что это еще не конец представления, а пока мастер Дук (широким жестом указала на своего отца) готовит новых «артистов», не желают ли почтенные и такие щедрые хессе взглянуть на зверинец?

Хессе, конечно же, желали.

Лив повернулась к экрану боком, подняла руку. И на белом полотне залаяла остроухая собака! Еще один жест – и вот по снежной равнине скачет заяц, а вот потряхивает рогатой головой кхарн, вот, поднявшись на хвосте, танцует пещерный полоз. Лив называла всех представляемых зверей, но и без этого не узнать их было невозможно. Зверинец понравился ничуть не меньше спектакля.

– Солнце всходит! – торжественно произнесла актерка, поднимая руку с растопыренными пальцами.

Тень на полотне казалась не черной, а темно-серой. Как ладонь Дракона Меда, нарисованного на фреске в Лунной башне на Птичьем острове. Мы еще почему-то решили, что это ключ к тайнику… Фунс!

Рисунок слишком странный, слишком привлекающий внимание, чтобы быть обычной картинкой. Слишком явно указывающий на секрет, чтобы тайник открывался просто, без подвоха.

Мы тщательно обшарили и простукали внутреннюю стену башни, но что, если тайник напротив нее, в колонне? И что, если проклятая книга, «Соперник», действительно там?

Пожалуй, пришло время двигать в Рёнкюст и оттуда на Птичий. Привезу «Соперника», отдам книгу канцлеру, и пусть Хегли Секъяр сам хоть сжигает опасный апокриф, если решится на подобное. А нас всех оставит в покое!

– Поедешь с караваном, идущим в Гехт, – сказал канцлер королевства. – Заночуете на полдороге, в трактире. Ночью, когда все угомонятся, выйдешь тихонько. Как добраться до Птичьего острова, думай сам, хоть по волнам на лыжах, но привезешь мне сюда то, что ты там нашел. Тогда отдам донос в руки – что хочешь, то с ним и делай, можешь в печке сжечь, можешь в рамочке на стену повесить. А если откажешься… Доказать, что ты не злокозненный еретик, будет очень сложно. И долго. Да и другие дела есть, поважнее. Чтобы не скрылся никуда, решения будешь ждать здесь, в Арахене. Не самое лучшее место в мире, но что поделать. И семью твою потревожить придется. А то вдруг сестру запретными речами к ереси склонял или девочку свою…

Врезать канцлеру в челюсть не удалось, Оле Сван больше учил меня драться оружием. Захватив за запястье, Хегли Секъяр аккуратно, на грани боли, заломил руку, заставив меня снова сесть на скамью.

– В караване за тобой будет присматривать наш человек, – как ни в чем не бывало продолжил он. – И не испытывай судьбу.

Именно из-за обещанного прикрытия я и тащусь гусиным шагом с караваном купца Тормода Вилда, которого назвал мне канцлер. Но кто из здешнего народа тайно служит Секъяру? Сам торговец, который принял как должное то, что хронист, существо быстрое и подвижное, согласен медленно путешествовать с его обозом, будто ценящая комфорт городская матрона? Начальник охраны, суровый молчаливый дядька, не проявляющий никакого интереса к тем, кого должен защищать и оберегать, весь путь мрачно глядевший куда-то за горизонт, а теперь пытающийся узреть тайну вечной жизни на дне пивной кружки? Кто-то из суетливых шумных горожан?

Лив. Точно, она. С начала пути с меня глаз не спускала. Странно, конечно, что сопровождать меня должна девчонка, и только полдороги, но замыслы канцлера простому смертному не постичь. Нужно сказать ей и… Только сначала отозвать в сторону, а то сейчас на актерку весь трактир смотрит.

Отхлебнув из кружки, я из-под ее прикрытия быстро стрельнул глазами туда-сюда.

Не все наблюдали за представлением. Румяный толстяк, усевшийся напротив меня, пристроил на стол блюдо с жареным гусем и азартно разделывал птицу. Закончив, взялся за еду руками, а нож положил рядом. Я рассеянно взглянул, мимоходом подумав, что Оле Сван за подобное разгильдяйство любому устроил бы знатную выволочку. Капитан требует, чтобы хоть боевой, хоть бытовой клинок сразу после использования был тщательно вытерт и убран в ножны.

Фунсова теща!