Небо для Баккена (СИ)

Хозяйка хутора Нёр смотрела в окно. Уже вечереет, уже много часов прошло после того, как мальчик-хронист на сером кхарне выехал за ворота. Да пошлют ему Драконы хорошую дорогу и добрую жизнь. Ему и всем, кто находил приют и спасение на хуторе Нёр.

Скрип двери и шаги за спиной.

– Хозяйка Аудунн!

Теперь редко кто называет ее настоящим именем. Только старые слуги, да разве что из Гремлъядов кто заглянет. Милосердный Леге не велит ждать воздаяния за сделанное добро. Но если уж решит кто-нибудь вспомнить по-хорошему, пусть благодарят Гиду Гремлъяд.

– Хозяйка, там приехали, спрашивают…

Глава 7

Глава 7

До Рёнкюста я не добрался. От великой своей хитрости и для быстроты дела снова решил ехать не по тракту, а прямиком через Белое Поле до самого океана, а там вдоль кромки прибоя. О том, что шкипер Леглъёф может сейчас быть не дома, даже не подумал, и зря, потому как первым, что увидел, взобравшись на прибрежный холм, была вытащенная на берег «Белуха» и суетящиеся возле нее Астрид с ватагой.

Кто из нас удивился больше, сказать трудно. С «Белухой» -то все оказалось понятно. Вышли на лов, только подобрались к большому косяку сельди, только приготовили сети, как выскочил откуда-то из бездны молодой глупый однорог и от жадности кинулся сразу на большую добычу. Дурня огрели веслом по башке, и он, разобиженный, отправился восвояси, но рыбу распугать успел, да и много ли наловишь, если борт карбаса пробит насквозь. Выше уровня воды, но с грузом корабль осядет. Как-то дотащились до берега, пристали, вбили в дыру клин, а сверху, натопив смолы из запасов, приладили заплатку из шкуры пасть-рыбы. До дому дойти хватит, а там уж поосновательнее подлатать можно. Но вот о ловле – забудьте. Не так страшно, что добычи не взяли, в Рёнкюсте и без того запасов достаточно, – плохо то, что Астрид хотела по возвращении «Белуху» на время зимних штормов на покой поставить, а выйти в океан, Слепую Хозяйку побеспокоить и вернуться, никакого дела не сделав, примета очень уж плохая. Не будет нерадивым удачи вплоть до следующего года и двух после него. Это ж легче сразу удавиться! Ватага прикидывала, не набрать ли на берегу хотя бы камней, но количество, потребное для укрепления хейма, осадит карбас почище пойманной рыбы, а прихватить несколько – кто ж простит такое жульничество!

Так что мое появление за пятнадцать минут до того, как планировали скорбно отплыть, восприняли едва ли не как чудо Драконов и просьбу отвезти до Птичьего выполнить согласились с радостью. До острова отсюда близко, и карбас мы со Скимом не притопим. Единственное, что, сильно смущаясь, попросила Астрид, это заплатить мелкую денежку, вроде как за перевоз. Что поделать, таков обычай.

Отчалили, даже не дожидаясь утра: ночь была лунная, с пригодным ветром. Мореходы никак не выражали своих чувств, но явно были довольны. Гисли, опровергая слухи о молчаливости корабелов в плавании, молол языком не переставая, будто решил вспомнить и рассказать все легенды, сказки, притчи и байки берегового народа.

– У Гъольмов новый карбас заложили. С первой водой Слепой Хозяйке представлять будут. Сейчас по хеймам ездят, спрашивают, какое имя дать можно. Наречение – дело тонкое. Назовешь, как за волны ушедшего, и все – ни добычи кораблю не будет, ни удачи, ни жизни долгой. Мне бабка рассказывала, а ей ее говорила, что Рёнкюст прежде по-другому звался. Прибежали на кораблях люди с иной земли, хейм поставили, а назвали по тому месту, где раньше жили. И вот, что ты думаешь, пока старое имя было, все у них не ладилось, камень на берегу бросят – и тот криво ляжет. А как нарекли хейм Рёнкюстом, так сразу хорошая жизнь привязалась.

– А как прежде звались?

– Сейчас… Говорила же бабка… Имя-то такое знакомое… А, Фьерхольм.

– Ой, Ларс, что-то боязно мне. – Астрид Леглъёф неуклюже переступила тяжелыми морскими сапогами. – Может, лучше ты?

– Мне не сложно, но если скажешь ты, ей будет приятнее.

– И то, дело семейное. Но ты все-таки рядом стой. Поправишь меня, если что. Или одернешь. С призраком-то я в первый раз разговариваю.

Астрид еще немного потопталась на прибрежных камнях, неуверенно озираясь, наконец повернулась к маяку, единственному строению, что уцелело на месте прежнего Фьерхольма, и начала:

– Здравствуй, мати. Уж позволь тебя так называть, потому как предки наши, Леглъёфы, на большую землю отсюда прибежали, значит, всем нам ты родня. А еще потому, что если б не ты, нас бы, нынешних, и вовсе на свете не было. Не серчай, что раньше тебе почета мало оказывали. Не знали просто. Но теперь и сами мы, и дети, и внуки наши помнить будем и, как придем сюда, тебе поклонимся. Вот так вот.

Астрид действительно отвесила низкий береговой поклон, одной рукой коснувшись земли, а другой, ухватив за плечо, согнула и меня.

– И неизбывна будет память о тебе, Стейнмунн, пока жив хоть один потомок людей, в Фьерхольме спасенных. В том слово мое, дротнинг Астрид Леглъёф, крепко, а честная ватага и хронист тому свидетели. Спасибо тебе, мати.