Дужнов шагнул мне навстречу, и мы долго молча и улыбаясь трясли друг другу руки. Вот и сбылось то, о чем я мечтала. Случай оказался более щедрым ко мне, чем я могла ожидать, он свел меня не просто с товарищем, а с другом, любимым учителем и воспитателем.
Дужнов был все таким же стройным, подтянутым, аккуратным и даже чисто выбритым. Война и фронтовые неудобства не изменили его привычек. Таким я увидела его в первый раз шесть лет назад на осоавиахимовском аэродроме, таким же повстречала и на фронтовом, где подчас даже помыться толком было негде.
- Да как же вы здесь? - наконец обрела я дар речи.
- А вы?
- Я в полку Бершанской.
- Стало быть, мы соседи. Наш полк тоже в составе второй гвардейской. Вот не чаял, что доведется встретиться со своей ученицей у самых стен Севастополя, да еще в такую жаркую боевую ночь.
- Значит, и вы летаете на У-2? Но как же так, воюем бок о бок и не знали об этом.
Дужнов развел руками:
- Всякое бывает. А я, откровенно говоря, был твердо убежден, что вы в истребительной авиации. Помните ваши планы?
- Не вышло, Михаил Павлович. Раскова отговорила, порекомендовала на ночные бомбардировщики.
- Жалеете?
- Пожалуй, немножко жалею. А вы?
- Тоже немножко.
И мы оба рассмеялись, прекрасно поняв друг друга. Встреча наша длилась не более пяти минут. Я спешила в очередной полет. Дужнова тоже ждал самолет. Михаил [181] Павлович оказался в нашем расположении неожиданно - залетел со своей эскадрильей пополнить запас бомб, которые кончились к тому времени в их полку.
- Чечнева, к самолету! - прокричал кто-то. Мы отошли от КП.
- Ну, Марина, - вдруг впервые назвал меня по имени Дужнов, - желаю тебе успеха. Может быть, свидимся в иной обстановке.
- Почему «может быть»?
Дужнов помолчал немного и тихо произнес:
- Война все же… Помнишь Мацнева?
- Анатолия Сергеевича? - Сердце сжалось от недоброго предчувствия.
- Да. Вместе сражались. Я вот уцелел, а он погиб под Сталинградом. Ну, бывай!
Дужнов еще раз крепко сжал мою ладонь, повернулся и быстро зашагал в темноту. Я постояла немного, вслушиваясь в звук его удалявшихся размашистых шагов, и медленно побрела к самолету.
И радость и печаль принесла мне эта неожиданная встреча. Весть о смерти Мацнева омрачила мою радость, но не могла совсем изгнать из сердца большого, непередаваемого словами чувства благодарности к судьбе, подарившей мне эту короткую, но приятную встречу.
Минула еще неделя, и наконец свершилось долгожданное. Советские войска полностью освободили Крым от фашистской нечисти.
Обезумевшие гитлеровцы потеряли всякую ориентировку. Один их самолет пролетел на бреющем полете над нашим стартом в Чеботарке, заметался из стороны в сторону и произвел посадку на аэродроме соседнего с нами мужского полка. Остатки вражеских дивизий, в предсмертных судорогах цеплявшиеся за мыс Херсонес, были разгромлены до основания. Над Крымом опять голубело мирное небо, залпы орудий и взрывы бомб больше не заглушали морского прибоя.
Прекрасно сказал о тех днях поэт полковник Александр Кудряшов:
Солнечным погожим было утро 12 мая. Мы поставили самолеты на прикол, а сами чистились, мылись, приводили себя в порядок. Надеялись, что полку предоставят по крайней мере недельный отдых. Большинство из нас впервые попали в Крым, и девушки мечтали вдоволь покупаться в море, побывать в живописных уголках южного побережья. Вместе с подругами пошла и я на берег моря. Пронзительно кричали чайки. Воздух и море были голубыми, как акварель. Не верилось, что где-то продолжается война.
Но отдыхать нам не пришлось. Не суждено было исполниться нашим мечтам. Через два дня поступил приказ: немедленно вылетать на 2-й Белорусский фронт, в 4-ю воздушную армию.
Утром 15 мая полк взлетел с аэродрома Чеботарка, построился поэскадрильно и лег курсом на север. Пока делали круг, я все смотрела на море, согретое солнцем. Оно вело свой нескончаемый разговор с берегом и неустанно плело пышное кружево прибоя.
Ну, прощай. Нет, до свидания, Черное море! До встречи, истерзанный, но по-прежнему прекрасный Крым! Я верю - мы свидимся. Мы вернемся к твоим лазурным берегам, но уже не как солдаты. И думаю, что твои берега никогда не потревожит больше грохот новой войны.
Впереди Германия
Наши У- 2 шли все дальше и дальше на север. Над головой у нас было небо, уже чистое от фашистских самолетов. Внизу лежала израненная родная земля.
Безбрежные поля Украины постепенно сменились перелесками, которые все ширились, становились гуще, выше и наконец перешли в настоящие, могучие, без конца и края леса. [183]