— Триста банкнот за все и набавлю еще по пятьдесят за ленту и этот автомат, — постучал ногтем указательного пальца по тому, что очищался и смазывался мной, — и то за удовлетворительный внешний вид, закрывая глаза на застывший в заклинивании курок. Он, пожалуй, единственный еще годный к использованию. Остальные — только на запчасти.
«Вот же бес, а? — вознегодовал я. — Знал бы ты, сколько мы это добро на себе несли! — и далее: — А с другой стороны — пусть за эту цену лучше берет… больше, думаю, уже нигде не дадут…
А потом с сарказмом:
— Что ж ты нас так обрадовал-то? Ну, прямо-таки озолотил… — выронив едкий смешок, оглянулся на Дина — тому выдвинутые цифры тоже не понравились, лицо передернула тень сердитости, глаза сделались стальными, ничего не выражающими, брови тучами опустились к носу. Следом прибавил: — Хоть бы еще пару сотен накинул, что ли…
— С радостью, но не могу… — поспешил урезонить продавец, — сами взгляните! — показал на ружья, — здесь цевья растрескались, стволы в ржавчине, — взял арбалет, — тут приклад шатается, — за ним — второй автомат, — тут предохранитель не работает, на раму кислота попала. Надеюсь, вы поняли…
— Бери лучше, сколько дает… — шепнул Дин, — а то сейчас передумает!
— Ладно, — подытожил я, не желая что-то доказывать торговцу, разнесшему наше оружие в пух и прах, — мы согласны. Забирай все за четыреста.
Пока нам отсчитывали деньги, задал вопрос:
— Патроны для нас еще остались какие-нибудь? Или только то, что на витрине?
— Разумеется! — с оживлением ответил тот. Глаза засверкали, предвкушая прибыль. Затем перечислил: — Для ружья имеется усиленная картечь, средняя дробь, на винтовочку вашей модели — стандартные, зажигательные, бронебойные, экспансивные и разрывные пули в ассортименте. Что вас конкретно интересует?
— И дорого это все?
— Шестьдесят простые, восемьдесят — особые, — пояснил продавец, — брать будете? Посчитать вас?
Мы с Дином обменялись одинаково погрустневшими взглядами, и я вымолвил скрепя сердце:
— Считай, что уж… — и — Дину: — Тебе каких патронов?
— Картечи возьми две пачки, мне хватит, — ответил он.
— Нам, значит, четыре коробки: две с картечью, остальные — поровну обычных винтовочных и зажигательных.
«Пригодятся, — решил я, — мало ли что…»
Расплатились, попрощались, уже с облегчением, без лишнего металлолома на плечах покинули магазин. Отойдя — на пару пересчитали вырученные гроши: сто банкнот — смех сказать. О генераторе с такими «астрономическими» суммами можно даже и не заикаться, не упоминая уже о еде и одежде для семьи — какой там! — не хватит даже на двухдневный запас консервов.
— Как-то тухло все получилось, — обозвал нынешние условия Дин, несказанно точно подобрав определение.
— Не то слово… — поддержал я, — раскатали мы губу, конечно. А если бы один автомат и ленту отдали? Вообще бы ни на что не наскребли… и потраченные на «Мусорщиков» патроны не окупили…
Напарник скрипнул зубами, мелодично выдохнул, присел на корточки, заскреб ружьем голову, раздосадованно разглядывая жителей «Муравейника». Через секунду подскочил и, требовательно посмотрев, сказал:
— Ну, только теми деньгами остается расплачиваться… — и с лучинкой надежды в глазах спросил, почему-то снизив голос, словно боялся, что кто-нибудь подслушает: — А сколько их у тебя, Курт? Я просто никогда не спрашивал…
— С собой где-то двенадцать с половиной тысяч, — рассказал я, — дословно не скажу — не помню.
Дин присвистнул, глаза округлились, челюсть подалась вперед, отвисла.
— Йо-хо-хо!.. — по-пиратски воскликнул он и тише: — Ну и деньжищи… с ума сойти можно…
— Дома в десятки раз больше. Вот тебе и «ну и ну»! А теперь представь, что будет, пронюхай Дако, где они сейчас?.. Повесит — мало сказано, здесь угроза семье. Вот и хожу с тех пор по лезвию ножа, как циркач шапито…
— Уничтожить их надо, Курт, пока не поздно. Беда будет, попомни мои слова! — пророчил тот. — Вернемся — в пруд выкинь. Черт бы с ними! Ну, обойдемся без них, своими общими усилиями на все накопим! Вот увидишь.
— Порывался я как-то, да не смог — рука не шелохнулась, каюсь… — сознался я и продолжил: — Голова вскружилась, сам понимаешь… — а себе уже по-другому: «Вот клятву даю: когда придем обратно — вместе с рюкзаком утоплю в кислоте! Вот зарекаюсь! Перед богом зарекаюсь!»
— С огнем ты играешь, друг… о малышке и жене подумай… — по-отечески отчитывал Дин, — ты же на них и дом свой беду накликиваешь…
Переждав паузу, я ответил:
— С этим обязательно решу вопрос, а сейчас пойдем в «Вавилон». Заодно и заглянем куда-нибудь червячка заморить — живот уже бурчит, обеда требует.