Небо цвета крови

Располагался «Вавилон» в метро, ровно в середине города, в двух минутах от захолустного «Муравейника», очерчиваясь от него маленькой, давно никем не езженной дорогой. Перейди ее — и окунешься в иную реальность: чуть лучше по чистоте, чем предыдущая, но гораздо хуже по содержанию — гнилую и червивую, как опалое яблоко. Там, в чреве земли, на станции «Гримстоун», в чью честь и назвали сам Грим, крутились большие деньги, реками текла кровь, процветал «черный рынок». Запросто — вопрос цены — и решающим ударом молотка аукциониста с лота улетала чья-нибудь честь, свобода или судьба. Всего за пару часов можно было круто проиграться или нажиться, опуститься на самое дно и обрести врагов, набрать долгов и кончить в какой-нибудь захарканной дыре с ножом в спине. Лидеры поныне враждующих фракций, втайне от своих людей, кладущих головы под пулями «Варанов», продаются Дако с потрохами в обмен на денек сладкой жизни, смеясь, как закадычные дружки, выпивают на брудершафт за барным столиком. «У кого деньги — тому и карты в руки!» — с сатанинской ухмылкой говорят двери каждому заходящему.

Спустились по недавно отремонтированной здешними мастерами лестнице, кривясь от бьющих по ушам басов, выскальзывающих из глубины станции, вышли к первой широко известной в Истлевших Землях торговой площадке — подземному переходу, где в павильонах — ни для кого не секрет — можно раздобыть и разыскать все, что только душа пожелает. Торговцы — в целом выходцы из ныне необитаемых территорий, полностью уничтоженных стихией, — с радостью готовы предложить покупателям эксклюзивное оружие, неведомо каким чудом прекрасно сохранившиеся вещи на все сезоны для любых полов, возрастов и вкусов, бензин целыми канистрами, домашнюю утварь. И пускай вся продукция — заслуга мародерских рук, кому теперь какая разница, как они попали на прилавки, если они и так теперь никому не принадлежат?

— Ну, давай посмотрим, что здесь новенького появилось! — с легоньким, почти неуловимым на слух осадком беспокойства в голосе объявил Дин, орлом шествуя впереди с такой миной, будто собрался скупать здесь все подряд.

— Начнем, — участливо добавил я и себе: «Дай бог, все пройдет нормально…»

В полутьме, при слабом освещении постоянно гаснущих ламп, потолкавшись среди масс обывателей, секундами пропадая в липком крахмальном сточном паре, поднимающемся от решеток со дна канализации, плещущейся где-то под ногами, мы с Дином, к несказанной радости, удачно быстро перечеркнули намеченный список покупок, ни разу не оплошав перед пронырливыми торгашами. Пожалуй, лишь одним моментом проступила испарина, когда двое охранников — бритоголовых «Варанов» в бронежилетах с широкими угрожающе звякающими железными наплечниками и одинаковой у всех татуировкой ящерицы на левой щеке, — покручивая пластиковыми дубинками, заглянули к раскосому продавцу, у кого мы отоварились сигаретами и детской обувью, «поинтересоваться, как идут дела». Отобрав, наверно, треть приумноженных с реализации денег «в качестве налога за воздух», они, шурша свеженькими бумажками, не удосужившись поинтересоваться ни у него, ни у нас, откуда такие взялись, поспешно распределили между собой и призраками затерялись в толпе. Больше подобных эксцессов не возникало. Однако выискать нормальный генератор — исключив перепаянную и собранную здесь же рухлядь — пока не удалось, что мягко, намекая, подводило к встречному решению: переходить непосредственно к самой станции — святая святых самого Грима и второй, укрупненной торговой точке.

Шум, ругань, галдеж…

— Если уж и там не найдем, Курт, то тогда понятия не имею, где еще искать… — начал переживать напарник, эпизодически расталкивая плечом столпившийся около павильонов народ, — можно попробовать тут, на худой конец, запчастей накупить и дома со своим поколдовать что-нибудь, но не знаю: получится из этого что-нибудь или нет…

Преисполненный уверенности в грядущем успехе, я по-дружески постучал ему кулаком по пополненному рюкзаку и сказал так:

— Без него не уйдем, вот увидишь, — и, натуго стянув лямки своего, — продолжил: — Найдется он, никуда не денется.

Раскрыли тяжелые, когда-то застекленные, в стальных листах, двери, шквалом выпрастывая пьяное ржание, свисты, расслабляющие гитарные переборы и озверевшие азартные выкрики, преодолели турникеты со спиленными преграждающими планками, полубегом сошли по остановившемуся эскалатору.

— Ну, здравствуй, «Вавилон», — шепотом поприветствовал я станцию «Гримстоун», — а ты все такой же, как и прежде, совсем не меняешься, не стареешь…