Небо в алмазах

Это уже сказал не я. Это сказал Шумов. Вероятно, разговор с Тыквой происходил под коньячок или под что-то подобное, так что Шумов вылез из «Белого Кролика» совсем уже раскрепощенным. Выразилось это в том, что в правой руке у него был пистолет, и этим пистолетом Шумов целился в голову Олегу. Я не стал обдумывать вопрос о том, где мог Шумов раздобыть оружие. Я задался другим, более актуальным вопросом: чем все это кончится?

Капли дождя стекали по растерянному лицу Олега, а ствол его пистолета стал медленно, но верно клониться книзу, пока не уставился в асфальт.

— Так-то оно лучше, — сказал Шумов, подмигивая мне. От этого подмигивания мне стало как-то нехорошо. Из «Белого Кролика» вышел Шумов с пистолетом, а Тыква не вышел, так что...

— Успокойся, он жив и здоров, — бросил мне на ходу Шумов, когда мы галопом уносились от клуба. — Он, правда, на меня слегка обиделся, но это ерунда...

— Обиделся?

— Я напомнил ему сказку про Золушку.

— Это как?

— Я сказал, что тыква может стать золоченой каретой, но, когда наступает полночь, карета снова становится тыквой. Он принял это на свой счет.

— А ты кого имел в виду?

— Я? Его я и имел.

— Значит, он правильно обиделся?

— Я не думал, что он обидится, — проговорил Шумов, поднимая ворот пальто. — Он не должен был обижаться. Оказалось, что он слегка поумнел за последнее время. Это мне в нем не понравилось. С идиотами всегда проще.

— Так что насчет Тамары?

— Все очень плохо...

— Как это?! — опешил я.

— Она ему нравится.

— Чего?!

— Как женщина, я имею в виду, — пояснил Шумов и ухмыльнулся.

3

Пытаясь осмыслить это неожиданное сообщение, я некоторое время бежал молча, тупо глядя перед собой. Потом меня схватили за воротник куртки, потащили назад и затолкали в такси.

— Ты что, не в себе? — спросил Шумов, вытирая краем тонкого белого шарфа мокрое лицо. — Как-то выглядишь ты...

— Я не понял, — сказал я, нервно почесывая спину. Кажется, Олег так часто тыкал мне стволом в позвоночник, что натер мозоль. — Я не понял про Тамару. Что это значит: «Она ему нравится»?

— То и значит. Она ему симпатична. Он испытывает к ней, как бы это сказать, чтобы ты мне в рожу не вцепился...

— Я не вцеплюсь, я врежу.

— ...испытывает влечение, — сказал Шумов и выжидательно посмотрел на меня. — Ну что, вцепишься? Или я был достаточно вежлив?

— Вежлив? — Я фыркнул. — Кто это тебе когда говорил, что ты вежлив?

— Были люди, — ответил Шумов. — Правда, давно. Я был молод, наивен и вежлив. Теперь все эти недостатки самоликвидировались.

— Мои поздравления. Так с чего ты взял, что Тыква неровно дышит к Тамаре?

— Он сам мне это сказал, — спокойно ответил Шумов, закидывая ногу на ногу. — Я выразил обеспокоенность судьбой Тамары. Ну, не только от своего имени, но еще и от имени Гиви Хромого... Припомнил слова насчет фарша и все такое. А Тыква мило улыбнулся и сказал, что все это бред, что у него никогда рука бы не поднялась на такую очаровательную женщину, как Тамара. «Такая очаровательная женщина» — это дословная цитата.

— Тыква был пьян, да? — с подозрением поинтересовался я.

— Не больше, чем обычно. Если ты хотел узнать, был ли это бред, то мой ответ будет: «Нет». Это не бред, он говорил совершенно серьезно.

— Она же хотела сбежать от него, она уже почти запрыгнула ко мне в машину...

— Это его и сразило. Ему впервые в жизни попалась смелая, решительная баба, которая может прыгнуть в машину на ходу. Пусть и не совсем удачно. Ну, еще она, видимо, не совсем дура...

— Не совсем, — согласился я.

— Ну так для Тыквы это большая экзотика. Он имеет дурную привычку жениться на семнадцатилетних манекенщицах, а там, сам понимаешь, умом не пахнет...

— То есть ей ничего теперь не угрожает, — сделал я слегка запоздалый вывод из слов Шумова. — Кроме тыквинской любви. На фарш ее не пустят. А значит, можно больше не считать часы и минуты, можно не искать мухинские деньги... Можно расслабиться? — Я произнес эти неожиданные слова и изумленно уставился на Шумова: неужели все? Неужели все это безумие кончилось? И кончилось только потому, что Тыкве раньше фатально не везло на баб? И Тамара, как действительно неглупая женщина, попудрит Тыкве мозги, а потом улизнет от него, чтобы больше никогда не встречаться...

— Ямщик, не гони лошадей, — сказал Шумов. Таксист удивленно обернулся, и Шумов добавил: — Это не тебе. Ты, Саша, большой оптимист, — это уже было явно сказано мне. Я только не понял, почему я и ямщик, и большой оптимист — в одном флаконе. Шумов мне объяснил: — С Тамарой все в порядке. Она живет в каком-то из тыквинских коттеджей, ей привозят еду из ресторана, а послезавтра они с Тыквой поедут на охоту. Если погода будет приличная. Так что у Тамары приличная культурная программа. С тобой, Саня, все немного сложнее.

— Со мной?

— С тобой, с тобой, — подтвердил Шумов. — Тамара интересует Тыкву, его к ней влечет. А к тебе его не влечет. К тебе у него нет больше пламенного чувства.

— Ну и слава богу, — с облегчением вздохнул я.