Нечестивицы

Не переставая кружиться, Лурдес приблизилась к Лусии. Остановилась напротив и произнесла голосом, который пытался звучать угрожающе, но был слаб и почти грустен: «Ведьма, ведьма ночи, ведьма луны».

Затем неожиданно обняла Лусию, повторяя как мантру:

«Ведьма, ведьма ночи, ведьма луны,

ведьма, ведьма ночи, ведьма луны, прекрасная ведьма, ведьма моя».

И Лусия отвела Лурдес в её келью, где надела ей ночную рубашку, уложила в постель и накрыла одеялом.

Меня восхитила способность Лусии проявлять милосердие, но одновременно и разозлила, наполнила яростью, ведь она простила Лурдес, хотя та единственное, что хотела, так это причинить ей вред.

Одна из служанок сказала, что собирается позвать Сестру-Настоятельницу, однако мы пригрозили ей наказанием в Башне Безмолвия за то, чего она не делала, – за причинение вреда какому-нибудь животному, которого мы даже не видели, или за кражу яиц, которых мы ни разу не пробовали. У Сестры-Настоятельницы наши слова не вызвали бы сомнения, и служанка это понимала.

Позже той же ночью мы с Лусией отправились в лес, и она ни в чём меня не упрекнула, не спросила, зачем я одурманила Лурдес, и не вынуждала меня почувствовать себя виноватой. Я поведала ей о действии мухомора. Надеюсь, она поняла, что я пыталась защитить её.

Обнявшись в нашем дупле, мы услышали шум. Это нас удивило, ибо ни нечестивицы, ни служанки не осмеливались заходить ночью в лес, в чащобу. В этом месте хоронили богохульниц, бесстыдниц. И вдруг – шаги, команды, шёпот. Из темноты дупла мы различили два женских силуэта, причём один пошатывался. Это явно нечестивица, ведь белизна её ночной рубашки выделялась в ночи, тогда как служанки ночных рубашек не носят. Другая фигура выделялась огромным ростом, таким большим, что это могла быть только Сестра-Настоятельница.

Небо было затянуто облаками, но лунный свет на какое-то мгновение позволил нам увидеть рыжие волосы Лурдес, всё еще находившейся под воздействием мухомора: она то и дело валилась на землю, а Сестра-Настоятельница поднимала её и встряхивала. Затем мы увидели, как она подтолкнула Лурдес к дереву, задрала ей ночную рубашку и прижалась своим бешеным телом к белому беззащитному телу извивающейся Лурдес. Мы наблюдали, как Сестра-Настоятельница отрезала ветку и заставила Лурдес встать на четвереньки, в позу собаки. И мы увидели: она стянула с неё ночную рубашку и медленно провела веткой по спине, словно лаская, а потом принялась бить и ласкать, ласкать и бить. А Лурдес смеялась. Кажется, это разозлило Сестру-Настоятельницу, и она начала бить её сильнее.

Лурдес рассмеялась громче, и её хохот стал похож на вой. Она завывала, как волчица или как, по моему разумению, воют волчицы. И тогда Сестра-Настоятельница обвила ей шею веткой и стала душить. Она хотела не только заставить её умолкнуть, но и убить. Как раз в этот момент Лусия взглянула на меня, и, хотя она не произнесла ни слова, я сразу поняла, что она собирается сделать. Но я не хотела позволить ей действовать в одиночку. Мы закрыли лица вуалями и крадучись выбрались из дупла. Обе нащупали и схватили с земли палки, попавшиеся под руку в темноте. И тут луна осветила нас, луна светила, когда нам требовалось, будто она знала, что её дочери в опасности.

Я погналась за Сестрой-Настоятельницей и ударила её палкой по голове, а Лусия – по почкам. Сестра-Настоятельница устояла, но согнулась от боли, и мы принялись бить её всё сильнее и сильнее. А когда она, потеряв сознание, уже лежала на земле, видимо, мёртвая, мы схватили Лурдес, надели на неё ночную рубашку и втроём помчались через лес к своим кельям.

Впрочем, Сестра-Настоятельница не может умереть – так говорят все. Она настолько живуча, что может стать бессмертной. Вот почему, когда мы проснулись утром, Лурдес висела на суку. На шее у неё была верёвка, привязанная высоко к ветви одного из деревьев в лесу, которое видно из сада. Её тело раскачивалось из стороны в сторону, как в бессмысленном танце. Тело двигалось из-за ветра – приближалась гроза. Рыжие волосы Лурдес, закрывавшие ей лицо, шевелились, позволяя видеть открытые глаза. Её белая ночная рубашка была в пятнах грязи, а ноги босые, испачканные.

Я не могла позволить себе закричать, хотя внутри меня всё клокотало от воплей, стенаний и боли, пронизывающей до костей. Почувствовав всё это, я удивилась. Ведь я не любила Лурдес, но всё равно она не заслужила такую смерть.

Сестра-Настоятельница выместила всю свою ярость на фаворитке из числа нечестивиц, на кандидатке в Просвётленные, потому что Лурдес была слишком совершенна, чтобы стать избранной. Сколько же ярости и гнева потребовалось, чтобы расправиться с ней таким образом. Нам известно, что это лишь начало, что за случившееся заплатит и кто-то ещё.

В то утро мы остались без завтрака. Служанки с видимым удовольствием передали нам всем приказание пойти в часовню Вознесения Господня, как только зазвонят колокола.

В ожидании я пишу синими чернилами монахов, которых убили Он и Сестра-Настоятельница. Сквозь щель в стене я уже чувствую запах влажного воздуха и приближающегося дождя.