Нечестивый Консульт

– Так, значит, Не-Бог и есть Ковчег? – спросил Анасуримбор Келлхус.

– Нет, – ответил обожжённый дунианин, – но ты это и так знаешь.

– И что же я знаю?

– Что Не-Бог сливает воедино Объект и Субъект, – ответил одноглазый монах. – Что он и есть Абсолют.

Святой Аспект-Император Трёх Морей склонил голову в задумчивом подтверждении. Отражения Изувеченных замерли в ожидании его следующих слов. При всех странностях отражения Анасуримбора, Маловеби понимал, что тот смотрит вниз – внутрь Карапакса…

Размышляя?

Жаждая!

– И вы полагаете, что я – недостающая часть? – спросил Келлхус. – Субъект, способный вернуть к жизни эту… систему?

Поэтому хоры и были убраны из Карапакса? Из-за него? Маловеби казалось, что он сейчас задохнётся…

Ближайший из дуниан – обожжённый – кивнул.

– Кельмомасово пророчество предрекало твоё пришествие, брат.

* * *

Вой Орды поглотил все звуки и голоса, кроме самых громких. Моэнгхусу ещё предстояло понять, слышит ли кто-нибудь его самого, ибо пока что он пребывал в таком же оцепенении, как и все остальные, а его побелевшие пальцы цеплялись за искрошенные парапеты Акеокинои. Скюльвенды что-то оглушительно орали на своём языке, но в целом происходящее было и без того понятно. Когда ошеломляющие размеры шранчьего воинства сделались очевидными, его отец приказал Народу укрыться за гребнем Окклюзии – на её внешних склонах – и использовать предоставленных Консультом экскурси

для того, чтобы преградить проходы и перевалы. Сам же Найюр, вместе с военачальниками и вождями, теперь держал ставку здесь, на Акеокинои… разглядывая открывающиеся его взору просторы, кишащие жизнью, но при этом совершенно безлюдные.

Выступая над передними зубами Орды, словно какие-то газообразные дёсны, Пелена постепенно без остатка удушила весь Шигогли в своих зловонных объятиях – палево-бледная кисея, отчего-то ставшая в свете полуденного солнца чёрной и почти совершенно непроницаемой, так что в определённый момент она сокрыла от взора даже сияние уцелевшего Рога, ныне проступавшего сквозь завесу лишь смутными очертаниями. Не считая всполохов колдовства, напоминающих мерцание серебряных келликов в глубинах ночного омута, Пелена теперь стала единственным видимым зрелищем – сплошной вуалью, сотканной из гнилостных шлейфов, заслоняющих скалы Окклюзии и воздвигающихся до почерневшего Свода Небес.

И это встревожило имперского принца, поражённого монументальностью вершащегося зла, к которому харапиорово зло не способно было даже приблизиться… ибо он был взращён на рассказах об этом миге – о миге конца, о дне, когда Судьба Человечества, наконец, определится. Сущность и значимость всех их душ проявится в день сей! Пелена, плещущаяся в чаше Окклюзии, казалось, источала некое таинство, словно сосуд, наполненный тёмным, мифическим приношением…

Сама земля превратилась в алтарь ужаса!

И там сейчас был Кайютас… и Серва.

– Уверен, твой план заключался не в том, чтобы просто стоять тут и наблюдать! – воскликнул Моэнгхус, изо всех сил стараясь перекричать вой Орды.

Король Племён обратил к нему свой взор – давящий и убийственный.

– План, щенок, заключался в том, чтобы захватить Ордалию врасплох, пока она ещё находилась в лагере, и завладеть Кладом Хор, вырезав при этом всю твою семью.

Слова, произнесённые, чтобы спровоцировать его.

– И ты ожидал…

– Я ожидал того, чего всегда ожидаю, противостоя ему!

Прочие вожди, скрестив руки, с каменными лицами взирали на них.

– И чего же? – едва сдерживаясь, спросил Моэнгхус. Ибо всю свою жизнь он был наименее хладнокровным из своей семьи – человеком, ведомым внутренней яростью, порывистым и ожесточённым.

Ухмылка мертвеца. Шрамы вокруг Найюрова рта превратились в сочетание вертикальных линий, и у Моэнгхуса возникло приводящее его в замешательство ощущение, что все свазонды варвара ухмыляются вместе с ним самим.

– Что я потерплю неудачу.

– Но это же безумие! – не успев как следует подумать, выпалил Моэнгхус.

– Безумие? Но в этом-то и вся суть, не так ли? Сама мерзость его существования навязывает нам это безумие! Всё то дерьмо, что он размазывает по нашим щекам и ноздрям! И потому-то нам до́лжно быть словно мечущиеся на поле мотыльки – постоянно покидать проторенные пути и порхать туда-сюда, не замечая уклонов и косогоров. И чирикать, как чёрные птицы, клюющие маргаритки!

– Да ты же сумасшедший! – в ужасе вскричал Моэнгхус.

– Даааа! – проревел Священный Король Племён, отвешивая ему подзатыльник и взирая на имперского принца с кровожадным весельем. – Потому что лишь это с ним и разумно! – с хохотом проорал он, вновь поворачиваясь к мрачному образу Пелены, царящей и возвышающейся над всем сущим. Найюр урс Скиота плюнул вниз на выступающие парапеты нелюдских руин, а затем поднял обе руки, сложив пальцы в виде чаши…

– До тех пор, пока я вижу Его тень, – прокричал тяжеловесной круговерти неистовейший из людей, – я не прыгну в пропасть!

* * *