Неделя ущербной луны

Выходит, она знала, что вчера у них в первом цехе, как раз в его смену, была авария. Правда, там и авария-то… Одно название. Опять малость взбрыкнул этот пятый хлоратор, никак не приноровятся к нему технологи. Морокуют, морокуют над своими расчетами, а все попусту. Венька не раз уже ехидничал: «Дал бы я им вместо логарифмических линеек разводные ключи и противогазы, тогда бы живо нашли правильный режим работы хлоратора!»

— В отгуле, в отгуле… Что это вы все заладили одно и то же? — улыбнулся он Раисе.

— Кто все-то?

— Ну, кого ни возьми. Надоел я вам, что ли?

— Так ведь положено, — скованно улыбнулась и она. — После аварии, если кто наглотался газа, давать отгул.

— Ну, Рая, ты и даешь! — совсем осмелел он, засмеявшись. Он уже осмотрелся и понял, что бригада вместе с механиком ушла в столовую. Никто их тут и не увидит. — Ты-то откуда знаешь про наши порядки?

— Сам же рассказывал когда-то.

— Я?!

— А кто же еще. Слабая у тебя память…

«Ну вот, уже и намекает», — погас Венька.

Раиса словно догадалась, о чем он подумал, усмехнулась краешком губ.

— Просто жалко, говорю, человека.

— Это уж не меня ли?

— А хотя бы и тебя.

— А что же такого… жалкого во мне? — дрогнул у него голос.

— Не жалкого, а глупого.

— Ну, так уж и глупого? — вскинул он обгоревшие под тетрахлоридом брови.

— Ага, — спокойно казнила она его. — Глупого. Потому что умный не кинется в самое пекло, А тебя всегда туда тянет.

«Хм, — прищурился Венька. — Никак она и впрямь пожалела меня… От жены такого не услышишь, надо же!»

— Тянет, Рая. Это верно… Заяц трепаться не любит. К горячему меня всю жизнь тянет, — с мгновенным облегчением перешел он на шутливый тон, вдруг почувствовав острое желание прикоснуться ладонью к ее шее, поерошить пальцами ее волосы на затылке — как тогда, прошлой весной.

Она, угадав это его желание, чуть отступила от него.

— Вот ты всю жизнь и обжигаешься.

«Опять про старое…» — притаил он вздох. Но сдержать себя уже не мог.

— Послушай, Рая… — глянул он в ее затуманившиеся глаза, — а что, собственно, ты имеешь в виду?

И вот стоило бы ей сказать сейчас что-нибудь дерзкое, и у него разом бы отлегло все от души. Венька надолго черствел от чужой злости.

Но девчонка эта была себе на уме, женским чутьем поняла, что надо смолчать. Потупилась, перекатывая носочком туфли бросовую гайку, и, словно вспомнив, чем его можно пронять, подняла на него моментально преобразившиеся глаза без этой пугающей поволоки.

— Что, Веня, — вроде как весело спросила она, — опять струсил?

— Чудачка ты, — как-то судорожно улыбнулся он. — Дело же не в этом. Хотя, конечно, ты ведь знаешь все про мою Зинаиду. Жалко ее. Да и не то чтобы только жалко… — притуманились теперь и его глаза, — ведь женился-то я на ней по любви, понимать это надо. Семь лет вместе. Из жизни эти годы не выбросишь.

— А зачем же тогда целовал меня?

— Когда бы это успел? — округлил Венька глаза.

— Ах, уже и когда… Быстро же ты забыл, как твоя женушка выставляла тебя из дома.

— Хм, интересно… А как бы ты поступила на ее месте? Вот ведь бабы какие — только себя жалеете. Ну, разогнала она нас. Так на то она и жена! Законная как-никак.

— А со мной, значит, ты хотел просто время провести…

— Ну зачем же так… — поморщился Венька. — Да ведь и ничего же не было, Рая! Ничего же такого я не позволил. Ну, подумаешь — коснулся губами щеки. Смотри, беда какая!

— А Снежаной звал…

— Что, Снежаной? Ох ты, господи! Ну песня такая. И я же не говорю, что ты мне не нравилась — ты и сейчас нравишься. Не нравилась бы, не стоял бы тут с тобой на виду у всего цеха.

Рая снова потупилась. Помолчала, покусывая губы.

— Значит, заяц трепаться не любит?

— Какой заяц? — смешался он.

— Да все тот же… — вздохнула она и пошла на галерку, к своим киповцам.

И тут откуда ни возьмись вывернулся сменный механик. Будто споткнувшись на месте, он долго щурился вслед Раисе.

— Симпапуля… А мы тебе, Веня, обед взяли. Остыл уж. Давно стоит.

— С чего бы это такая заботливость?

— Не понимаю я тебя, Вениамин…

— А я, думаешь, понимаю? — отрезал Венька, обходя механика на расстоянии, чтобы тот не смог сцапать его за пуговицу спецовки, как привык делать в подобных случаях.

А душа уже опять заныла, заныла чего-то…

Как бы утешая себя, что тревога эта, копившаяся в нем с недавних пор, еще рассосется и все будет как нельзя лучше, Венька решил сыграть сам с собой на костяшках домино. Он сунул их в карман спецовки еще утром — не успели доиграть партию перед сменой. Крепко зажав их теперь в ладонях, он загадал: если в правой руке цифра окажется больше, чем в левой, все будет как надо…

В левой ладони, которую он открыл сразу, лежал четверочный дубль, а в правой — всего-навсего единичка.

«Азик… — усмехнулся Венька, — всю жизнь везет мне на азики!»

Ему даже расхотелось идти в цех термовыпаривания к Сане Ивлеву.

И в столовую не манило уже. Разве пойдет тут еда на ум?

Однако, потоптавшись на месте, Венька все же поплелся по крытой галерее.

Новость, которую он узнал, едва лишь оказался у сизых от недавнего жара реторт, огорошила его. Ивлев, сменный оператор, ушел на другую работу — в хлораторный цех.