Неделя ущербной луны

Уж сколько лет минуло, но Венька все никак не мог простить ей тот случай. Он дослуживал тогда в своей части последние дни, она устала от полной неопределенности их отношений, от его ревности, от частых ссор, и в какой-то момент поддалась уговорам Генки Кустицкого, соседского парня, с которым дружила еще в школе, — уехала с ним в другую станицу. Они и расписаться не успели, как Венька разыскал ее, почти силой впихнул в машину и увез на аэродром. Он как раз демобилизовался, шебутной, не знавший меры, — ни о чем не спрашивая, решил увезти ее с собой на Алтай. Клялся-божился, что забудет все их бесконечные ссоры, простит ей это бегство с Кустицким и ни разу о нем не напомнит. Что ей оставалось делать? Если бы она не любила его, Комракова Веньку…

— Возьми из казенных денег, — смиряя себя, открыла Зинаида кассовый ящичек, — и ступай. Не мешай мне. — И снова защелкала костяшками счетов.

Венька, даже не глянув на деньги, лежавшие перед ним на прилавке, криво усмехнулся.

«Ишь как быстро спасовала… А хотя бы и Раиса, — мысленно поперечил он жене, — что из того? Тебе можно было, а мне нельзя? Силой тогда отдавали тебя за Кустицкого, что ли? Любила бы меня — так бы не поступила. А то что это за любовь, если после ссоры бросаться на шею другому?»

— Подавись ты своей трешницей… — процедил он сквозь зубы, удерживая себя от дикого желания шарахнуть по ее счетам, чтобы костяшки разлетелись в разные стороны.

У самых дверей, когда Венька уже взялся за ручку, Зинаида вдруг остановила его:

— Погоди-ка!.. Совсем забыла. Вылетело из головы… — она поставила на прилавок обшитую холстиной посылку. — От Марии пришла. Я по пути на работу взяла на почте, да уж и не стала домой возвращаться. Чего хоть там? Ну-ка, вскрой, — заинтересованно улыбнулась она, как бы уже и не помня о злых его словах.

Венька стоял, раздумывая. Надо бы, конечно, уйти немедля, чтобы выдержать характер, но ведь не каждый же день приходят к ним посылки. Любопытно все-таки, что это опять сестра Мария придумала.

Не глядя на Зинаиду, он вспорол холстину. В посылке были сушеные фрукты и завернутая в бумагу кепка. Странная такая, с широченным верхом.

— Хм… — повертел ее Венька в руках. — Видала?

Зинаида выбрала чернослив, стала обгладывать.

— А ну примерь.

Венька подошел к круглому зеркалу, стоявшему на прилавке. Надел кепку, отстранился, повертел головой. Явно несуразная кепка, и Зинаида, как понял он по ее глазам, была того же мнения. Того и гляди, рассмеется.

— Широкая, как аэродром, — сплевывая косточку, сказала она с затаенной усмешкой.

— Сама ты как аэродром!

Не то чтобы кепка ему понравилась, и вот теперь он обиделся на жену, осмеявшую его за такой вкус, — нет, не в этом дело. Кепка, что ни говори, была непривычная, и, если уж по правде сказать, ее проще было бы выкинуть, чем привыкать к ней такой. Но ведь это же не сам он придумал, а сестра постаралась с подарком. Родная сестра. Старшая. А Марию он всегда уважал. Это многое, конечно, меняло.

Тут-то и выпало из кепки вчетверо сложенное письмецо. Даже не письмо, а записка. Всего несколько строк. Венька сначала пробежал их глазами, а потом и вслух прочитал:

«Веня, это будет тебе защита от тетрахлорида, который, как ты писал мне, сжигает подчистую брови. Надевай кепку поглубже, по самые глаза, и брови тогда уцелеют. А если уже сгорели, то не расстраивайся — под кепкой они быстро отрастут».

Венька покашлял, смущенный этой заочной сестринской заботой, и бережно спрятал записку в карман.

— Слыхала? Так что вполне нормальный кемель… И вообще, что ты понимаешь в головных уборах? У твоего Кустицкого небось шляпа была? Винодел-дегустатор, как же. Интеллигенция…

Теперь даже намека на улыбку не было на лице Зинаиды. Вот так-то лучше. А то никакого понимания — подарок, не подарок.

Напялив кепку, Венька нагреб из посылки в карман пиджака крупного урюка, глухо постукивавшего пересохшими ядрышками, и как бы мимоходом смахнул с прилавка в тот же карман смятую трешницу.

С тем и пошел к двери. Ни слова больше не сказал жене. Но зато у нее оказалось в запасе еще кое-что. Похлеще, чем посылка.

— Сашка Ивлев диплом получил, — вслед Веньке сказала она. Да и хоть бы толком сказала, а то буркнула себе под нос, обсасывая косточку чернослива.

Он быстро обернулся и встал как вкопанный. Вроде ничего особенного, к этому он был готов уже давно, а все же сердце екнуло. Как-то не по себе стало. Будто на твой лотерейный билет, от которого ты сам отказался, выпал выигрыш.