Неделя ущербной луны

Торпедный Катер миролюбиво осклабился и покачал головой:

— Это я успею. С тобой охота побыть, керя. Любопытный ты человек.

Симагин спросил Веньку:

— Правда, что ли, что милиция была?

— Та-а… — сморщился Венька, махнув рукой. — Слушайте вы его больше. Ну была милиция. Капитан какой-то. Интересовался винтами. А что шмон будто бы, так это он загнул.

— Была все же… — неодобрительно хмыкнул Симагин. — Ну и капитан. Неймется ему. Я ж говорил: стоит ли паниковать?

Он как-то виновато посмотрел на Веньку, пожимая плечами с таким видом, будто, с одной стороны, извинялся перед ним за этот опрометчивый ход капитана, а с другой — откровенно выпытывал у него, незнакомого человека, как же следовало поступить в таком случае, ведь надо было что-то предпринять, острастку дать браконьерам, или пусть они чувствуют слабину?

Веньке пришлось по сердцу то, что Симагин говорил с ним глазами без утайки, начистоту.

— А чего? — окрыленный этой доверчивостью, загорячился он. — И я бы на месте капитана… С нашим братом только так и следует! А то сами себе хозяева стали. Делаем что в голову взбредет. В лодку с живым человеком врезаться — это же надо!..

Симагин сначала слушал его, казалось, с интересом, притих и голову набок склонил, а тут вдруг взвился:

— Далась вам эта лодка! Может, никто на меня и не собирался налетать. Ну, случайно разве что…

Он боялся поверить в это, понял Венька. Боялся думать так, будто кто-то подстроил это нарочно. Ведь поверить — значит принять вызов. Или уйти с реки, или остаться.

И Торпедный Катер тоже, судя по всему, понимал это состояние, в котором находился теперь Симагин. Так и заблестели его рыбьи, навыкате, глазки.

— Вот керя, — кивнул он на Веньку, — меня, слышь, подозревает. Будто это я тебя долбанул… Винт для моего «Вихря» сварганил мне так, что лопасти вмиг обкрошились. Во заделал! Золотые руки, ничего не скажешь. Не успел я царапнуть по галечнику, а уже и обкромсало винтик-то.

У Веньки перехватило дыхание. Такого еще не бывало, чтобы его уличили в мошенничестве принародно.

— Обкрошились? — сипло переспросил он.

— Вчистую!

— Я тебе шпонки из титана вставил, — признался Венька, увидев, что Симагин тоже улыбается.

— Из титана?!

— Ну. Они ж любой перекат выдержат, а винт без лопастей будет.

Торпедный Катер потрясенно помолчал, вспоминая.

— Когда же ты успел? Я ж рядом крутился.

— А долго ли. Пока ты лясы точил с механиком.

— Во, керя, удумал…

— Сам же говорил, — уже дерзко глянул Венька в глаза Торпедного Катера.

— Чего я говорил?

— А про закон пакости.

Торпедный Катер словно задохнулся на вздохе, а Симагин, как бы осознав и этот Венькин поступок, и твердый, с недобрым прищуром взгляд его, которым тот одаривал Торпедного Катера, посерьезнел и сказал:

— На это он не пойдет, зря ты устроил ему такую ловушку. Не держи его в уме, выбрось из головы. Сеть втихаря поставить, переметы на осетра кинуть — это да. Это он мастак.

— А ты, Толя, хоть раз поймал меня, чтобы так говорить? — с мягкой обиженностью возразил Торпедный Катер.

— Не поймал, так поймаю.

— Интересно… — Торпедный Катер долго глядел на Симагина, словно пытаясь тут же, не сходя с места, увидеть в его лице нечто такое, что сообщало ему, Симагину, вызывающе открытую уверенность, в то же время вселяя в него самого чувство легкой, но ощутимой растерянности. — Поймает он меня. Лови хоть сейчас! — излишне бодро вскинулся Торпедный Катер, делая шаг навстречу.

— А без этого, — сказал Венька, — ну, без поличных, разве нельзя его выгнать из инспекции?

— Нельзя, — мотнул головой Симагин, а Торпедный Катер уточнил, ухмыляясь:

— Меня, керя, заводская общественность сюда направила.

— Ну и что! Ты будешь браконьерничать, ценную рыбу ловить, а у тебя не моги и корочки инспекторские отобрать? Да моя бы воля!..

Симагин перебил Веньку:

— А у тебя моторка есть?

— Да нету… — виновато пожал тот плечами.

— А хочешь заиметь?

— Так а где ее возьмешь-то?

— Будет. Дам тебе адресок. Один старик продает. Лодка добрая, почти новая. И мотор самый сильный — «Вихрь».

Венька посмотрел на Торпедного Катера. Тот скис, похоже. Не понравился ему этот поворот, не по ноздре пришелся.

— Ловила собака свой хвост… — буркнул он и понес канистры с бензином к лодке.

День выдался тяжелый. С раннего утра прогорела царга на третьем хлораторе, и вся смена во главе с механиком копошилась на верхней площадке.

Вроде совсем недавно любил Венька эту работу. Вернее ему по душе была сама обстановка, которая складывалась в такой момент. Не авария еще, ничего смертельно опасного, а уже мало охотников лезть вплотную к царге. Жарища адская, кожа на лице трескается, как на паленом поросенке, и хоть весь день проторчи, будто прикипевший, у бока раскаленной трубы-махины, все равно никаких льгот, никакого тебе отгула за накладку заплаты не причитается. За что, спрашивается? Это если бы взрыв хлоратора был, тогда другое дело. А так — нормальная работа наладчиков. А коли нормальная — значит, надо без всякого-якого лезть в самое пекло, и никто даже спасибо не скажет, не дождешься.