Неизбежность бури

В стороне от основных построек располагалось небольшое квадратное ничем не примечательное строение из красного кирпича. Сбоку – широкая двухстворчатая металлическая дверь с нарисованными красными молниями. Справа от двери на стене – выцветшая табличка «Не влезай, убьёт!» с изображением черепа в перекрестии двух молний. Очередная трансформаторная будка, каких на территории немало. Однако за тяжёлыми металлическими дверьми начиналась винтовая лестница, ведущая на нижний подземный ярус при входе в бомбоубежище.

На самом деле входов было три, второй имелся в подвале главного административного здания, однако был завален обломками стен и перекрытий. Третий находился в приземистом одноэтажном здании в дальней части комплекса, рядом с повалившимися бетонными панелями забора, которые теперь открывали широкий проход в подступивший лес, принявший в объятия эту территорию. Окна были предусмотрительно заколочены попавшимися под руку материалами, а у дверей оставили пост охраны. Данное здание приспособили для проведения обмена с другими общинами. Тут был оборудован пандус для принятия и отгрузки товара.

Основную часть жителей убежища составляли работники предприятия, прописанные неподалёку и сумевшие в короткое время сориентироваться, собрать кое-какой скарб и укрыться тут. Изначально население бункера насчитывало чуть больше сотни человек разного возраста. Но позже от болезней, голода и неудачных вылазок сократилось вдвое. Детей рождалось мало, это была непозволительная роскошь в столь тяжёлое время.

Главное местное богатство представляло собой глубокие скважины с заблаговременно подведёнными коммуникациями по очистке воды. Она была вкусная и чистая, и стала единственным годным товаром убежища, на который охотно менялись представители других общин. Благодаря ценному ресурсу община обзавелась оружием, боеприпасами, средствами индивидуальной защиты, прочими полезными для вылазок на поверхность вещами, также продуктами питания и другими предметами, нужными для выживания.

На посту под зданием трансформаторной будки, устроившись за рабочим столом, дежурил Григорий Синцов, но все его звали просто Дед. Это и правда был немолодой уже человек неопределённого возраста: нелёгкая жизнь после удара не располагала к уходу за собой, оставляя силы лишь для сохранения рассудка и простых действий. Ростом Григорий был выше среднего, но из-за сутулости казался много ниже, худощавый, с густыми грязными кудрями на голове под старой шапкой-ушанкой, с густой спутанной и взлохмаченной бородой. Бледное лицо его украшала паутина глубоких морщин, выцветшие глаза слегка слезились. Дед, сгорбившись над столешницей, листал старые газеты, уложенные неровными стопками. Время от времени поднимался и прохаживался вдоль небольшого узкого коридорчика.

В тусклом свете потолочных ламп можно было видеть серые стены, наполовину выкрашенные зеленоватой краской, уже частично осыпавшейся и оголившей истинный цвет бетона. К стене стволами кверху была приставлена старенькая «горизонталка», с треснутым и оттого обмотанным синей изолентой прикладом. Оружием Синцов не пользовался очень давно и брал его с собой только на дежурство – и только потому, что так было положено. Однажды, казалось, целую вечность назад, Дед напросился в рейд на поверхность в надежде поживиться. Но в ходе вылазки по ближайшим домам группа сцепилась на улице со стаей оголодавших псов, хоть и пока без признаков мутации. Те, кому повезло, насилу отбились и кое-как унесли ноги. Того приключения Синцову хватило на всю оставшуюся жизнь, и теперь он предпочитал сидеть тут, в бункере.

Однако в последние дни и в убежище стало неспокойно. Обитатели жили в постоянном напряжении и нарастающем чувстве тревоги. С внешней стороны стен убежища регулярно доносились непонятные звуки и шорохи, – словно кто-то скребётся. Сначала едва различимые, потом они сделались отчётливей и громче. Группа ходоков, отправленных на разведку, ничего подозрительного не обнаружила. Да и пост охраны у третьего запасного выхода и разгрузочной докладывал об отсутствии подозрительной активности на подконтрольной территории.

Дед бродил по коридору с задумчивым и отстранённым взглядом, размышляя, чем это явление могло быть и чем оно могло грозить убежищу. Синцов долго проработал бригадиром на предприятии и припоминал одну историю – без подробностей, конечно, возраст всё же брал своё, и многое уже помнилось смутно. Да и слушал он тогда вполуха, сморённый усталостью, хмелем и духотой «слесарки» в подвале одного из корпусов. К тому же до конца не поверил. Один из слесарей рассказывал под бутылку, что под городом, в том числе и под территорией предприятия, находились старые дренажные сооружения: неширокие, но достаточные для передвижения тоннели, где также пролегало подземное русло реки Симбирки, текущей от северной части города до самой Волги. Окончания этих тоннелей можно было видеть на набережной в периоды сброса воды на Куйбышевском водохранилище – широкие бетонные кольца, вмурованные в забетонированный же склон.